Теперь в несколько секунд мчащаяся стальная машина прокатывается над ущельем, не замечая ни креста-памятника, высеченного в скале, по которой спустились с боем наши чудо-богатыри, ни остатков нижерасположенных когда-то мостов. А «суворовский» Чертов Мост имел свою историю и свои предания. Тогдашний архитектор весьма скромных технических возможностей, встретил глухое сопротивление жителей ближайшей деревушки, утверждавших, что постройка моста в таком гиблом месте, является просто-напросто неосуществимой. Когда же упрямый архитектор всё же начал работы, то жители стали утверждать, что без содействия нечистой силы ему построить мост не удастся. И, действительно, архитектор прибег тогда к черту, обещав ему душу первого прошедшего по мосту живого существа. В те богоспасаемые времена даже нечистая сила была незадачливой, раз архитектору удалось надуть черта, пустив по только что законченному мосту… собаку!

Много времени прошло с тех пор, всё изменилось, и лицо мира, и людей, и даже черта. Если за последние пятьдесят лет люди стали летать, плавать под водой, разговаривать за десятки тысяч верст и убивать друг друга невидимым и неслышимым оружием, то и черт, действительно, можно сказать, изменился, эволюционировал, постигнув современную технику. Где те блаженные времена, когда милый добрый черт детской сказки охотился за одной душой! Теперь он терзает миллионы душ до смерти или до кровавого пота. Надуть его теперь невозможно и укрыться от него с каждым днем становится всё более трудным. Если отчаявшиеся люди пытаются оказать сопротивление, как это было недавно в Познани, то современный черт, радиоэлектрифицированный, моторизированный, самолетный, в зародыше душит всякую попытку освобождения… С такими мыслями стоял я на берегу теперешней прозаической Сциллы, и смотрел на толстые медные проволоки, по которым невидимо несся в сторону Харибды ток высокого напряжения.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 6 сентября 1956, № 346, с. 4

Конокрады

Знаменитый собор Святого Марка в Венеции, представляющий собою совершенно непередаваемую смесь всех стилей и эпох, украшен также и бронзовыми византийскими конями, которых крестоносцы, а в их числе и представители пресветлейшей Венеции, отправившиеся освобождать от неверных Гроб Господень в Иерусалиме, привезли сюда, среди прочей добычи, сняв с ипподромов Константинополя, подвергнув его православные святыни такому тотальному разгрому, надругательству и кощунству, которому не подверглась и наша многострадальная Православная Церковь не столько во времена татарского ига, но даже в приснопамятные годы советского нашествия марксистских иноплеменников.

Ничто не ново под луной: для увлечения масс дается высоковещательный и душеспасительный лозунг, а всё кончается грабежом, огнем, убийством и насилием. В особенности грабежом, который в свою очередь делится на две категории: грабеж явный, когда озверелая банда, потерявшая всяческий человеческий облик, сутками грабит побежденный город, подвергая его огню и мечу; или грабеж тайный, когда некая политическая партия, или концерт политических партий, вернее целый политический класс, находящийся при постоянном разделе государственного пирога, тайно и перманентно грабит своих бессловесных сограждан-налогоплательщиков, которым лишь один раз за несколько лет предоставляется фикция выборов своих будущих безответственных пиявок-правителей.

Недавно в Италии произошли муниципальные выборы и, о ужас, Итальянское Социальное Движение, которое называется также и неофашизмом, получило в несколько раз больше голосов, чем на предыдущих выборах, и стало третьей по порядку партией, после христианских демократов и коммунистов. Приключилось явление совершенно необыкновенное, никак не влезающее в узкие рамки правоверных демократических незыблемых принципов: весь юг Италии, справедливо считающийся самой бедной и обездоленной частью страны, голосовал за «крайне правых», т. е. за блок неофашистов и монархистов! В чем же дело? В обществе хорошего демократического тона уже давным-давно вошло в традицию считать, что все униженные и оскорбленные в поисках социальной справедливости, т. е. улучшения своего материального положения, непременно должны голосовать в сторону левых, борющихся якобы за интересы трудящихся.

Но вот тут-то и происходит забавный курьез: где правая, а где левая сторона?

В доброе старое время, когда новобранцы даже культурных народов твердо не знали, где право, где лево, им привязывали к правому рукаву сено, а к левому солому. И когда господин фельдфебель кричал сено, — то это значило направо, а когда кричал солома, — то это значило налево. И никаких «сумлений» не было. Вот мы и зададим теперь вопрос: куда и кому привязывать эту самую политическую солому? Полунищенское население Италии в поисках социальной справедливости, или, как это принято рутинерно выражаться, левого прогрессивного благодеяния, привязало свою левую солому к рукаву «крайне правых» реакционных партий неофашистов и монархистов.

Лево-прогрессивная буржуазно-капиталистическая функция так называемых христианских демократов оказалась разгаданной простым народом, которому было на что оглянуться в самое свое неотдаленное и еще всем памятное прошлое.

Как и следовало ожидать, у христианских демократов, или, как сказал бы недоброй памяти покойный Геббельс, у плутократов, произошел страшный переполох, ибо воочию подтвердилось правило, что силой невозможно убить идею и сделать бывшее небывшим. Что же было делать? За примером далеко ходить не надо, — ясное дело: снова применить силу. И вот христианско-демократическое большинство итальянской палаты заседает не покладая рук и один за другим выносит запретительно-ограничительные декреты, направленные на пресечение Итальянского Социального Движения. Разумеется, что итальянская компартия подняла дикий вой антифашистской пропаганды. Положение, с первого взгляда получилось весьма неожиданное, но, для человека, умеющего смотреть на вещи без демократических шор, вполне понятное. Христианские демократы и коммунисты оказались в эти дни в одном лагере, может быть, без сговоров и соглашений, правда, но всё же оказались. И тут лишний раз автоматически подтверждается традиционный лозунг ортодоксальной демократии: не иметь врагов слева. В особенности, когда намечается враг справа.

В Италию приезжает генерал Риджвей[221]. Коммунисты, разумеется, совершенно взбесились, на манер цепной собаки: их пресса обливает американского генерала невообразимым ассортиментом политических помоев, призывая итальянцев встать как один на защиту своей свободы и независимости. Не более и не менее! А в то же самое время «правые» неофашисты и монархисты, приветствующие генерала Риджвея, как главу антикоммунистической армии, подвергаются репрессиям демократии. Не иметь врага слева! у нас это тоже было в свое время. Всем известно, что из этого получилось. Страну принесли в жертву «высоким принципам»…

Удивляться, собственно, нечему. Можно негодовать, но это уже другое дело. «Принципиальная» болезнь сделалась уже хронической. За примером недалеко ходить. Возьмем хоть нашу эмиграцию, разделенную, как это и полагается, на левых и правых, хотя, правда, трудно сказать, по каким признакам вышеуказанные сено и солома привязаны к партийным эмигрантским рукавам. Наши левые травят теперь большевиков, но… имеется это самое «но». В то время, когда наши «правые»