Хоть Таня и сказала, что поедет к своей тете, отправилась она вчера всё-таки к себе домой. Я проверил в приложении такси.

С одной стороны, так даже лучше – я понятия не имел, где живет эта ее тетя. А с другой, что её ждало дома – неизвестно.

Ехал к ней с тяжелым сердцем. И с дурным предчувствием. Хотя это, наверное, просто подавленное настроение. В предчувствия и прочее подобное я не верю.

Я остановился метрах в десяти от Таниного дома. Несколько минут просто смотрел на её окна, и не мог заставить себя сдвинуться с места. Как я сразу не подумал, что там может быть Танин отец?

Как бы он потом ни сорвал на ней злость из-за моего прихода. По спине пополз холод: он ведь и вчера ночью мог… особенно если увидел её прощальное письмо. И если уж он два дня назад её так зверски избил, то что мог сделать сейчас – страшно было представить.

Не надо было её вчера отпускать. Да хоть силой надо было её затащить к себе. Но не отпускать. Чем вообще я думал…

Пока я распинал себя, из их подъезда вдруг показался её отец собственной персоной и, свернув влево, куда-то пошёл. Шагал он тяжело, сгорбившись, но твердо – значит, по крайней мере, трезвый. Я вспомнил, как Таня говорила, что у него с утра смена. Ну хотя бы сейчас мой приход ей не навредит…

Я поднялся на её этаж, постучал в дверь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она отворила дверь. Я уже успел надумать всяких ужасов, что сделал с ней отец. Но нет, она выглядела не хуже, чем накануне. И даже отек на лице стал немного меньше – сегодня она не прятала лицо под волосами. И глаза… глаз был припухший и красный. Она явно плакала и долго. Я смотрел на нее, и сердце кровью обливалось…

Таня запахнула на груди длинную кофту и вышла в подъезд. К себе впускать меня не стала. Да и вообще держалась так, что и без слов я чувствовал – она не просто отгородилась от меня, она возвела между нами глухую стену. И как через нее пробиться – я не знал. Вчера она была в полном раздрае, её захлестывали разочарование и обида, её всю трясло. Но даже вчера до неё проще было достучаться. Сейчас – я это чувствовал – она меня просто не услышит, не захочет услышать. Вчера в ее глазах я видел горечь, а сегодня – пустоту.

– Привет, – сказал я. Надо же было с чего-то начинать.

Она не поздоровалась в ответ, а спросила сразу в лоб:

– Зачем ты пришёл?

– Извиниться. Ну и объяснить…

– Ты вчера всё объяснил. Мне повторять не нужно, я и так помню: твоя мама вернулась, ей стало плохо, ты не смог прийти. И позвонить тоже.

– Да, я отвез ее в больницу, а телефон забыл. Пойми, у неё не просто…

– Дима, послушай, – перебила она, – я всё понимаю. Мама есть мама. Только она всегда будет у тебя. И ты всегда будешь выбирать её, как только ей станет плохо. И оно правильно. Я это тоже прекрасно понимаю. Ты все сделал, как надо. Ты и не мог поступить иначе. Только… мне от этого не легче. После того, что я вчера пережила, мне просто больше ничего не хочется…

– Ты просто расстроена сейчас…

– Я просто поняла вот что. Ты хочешь быть хорошим и для мамы, и для меня. Но в нашей ситуации это невозможно. Тебе всякий раз придется выбирать между нами. Снова и снова. Вчера ты выбрал маму. Как бы я ни понимала умом, что это правильно. Что нельзя бросить мать … Что это вообще единственно возможный поступок… как бы я ни одобряла, но в душе мне плохо… невыносимо. Это просто раздавило меня. И я знаю, что это эгоистично… и я не имею права так говорить, но я не хочу быть на второй роли…

– Да почему? Ты вовсе не на второй!

– Не обманывай себя. Если такая же ситуации повторится, ты снова выберешь мать, а я опять останусь одна. И оттого, что так и должно быть, мне не легче. Да и не хочу я, чтобы тебе все время приходилось выбирать. Не хочу постоянно с ней тягаться. Не только потому, что ты заведомо выберешь не меня… просто это… ну не жизнь это. Не отношения.

– Да почему ты считаешь, что обязательно придется выбирать, еще и постоянно?

– Да потому что так оно и есть! – вспылила вдруг Таня. – Ни мой отец, ни твоя мать никогда не смирятся с нашими отношениями. Разве ты не понимаешь? Чтобы мы могли быть вместе, нам оставалось либо отсечь от себя наших родных, наплевав на их вражду, либо им врать, либо… расстаться. Врать не вышло. А отсечь свою мать ты никогда не сможешь.

За минувшую ночь я, видимо, совершенно отупел. И Танины слова впечатывались в мой застывший мозг как раскаленное клеймо, но ответить ей, возразить, переубедить – не получалось. В душе клокотало и жгло. Хотелось взвыть, разбить костяшки о стену, но ни единого довода не приходило на ум, словно в голове – глухая пустота.

– Твоя мать всегда будет стоять между нами, вот и всё.

Эта ее последняя фраза неожиданно задела. Я и сам не понял, но словно сработал переключатель. Мгновение назад меня ломало от её слов про то, что нам надо расстаться, жгло под ребрами, отчаянно хотелось кричать: «Нет, не надо!». И вдруг как отрезало. Внутри стало пусто и холодно. С ледяной ясностью я понял: нам не надо расстаться, мы уже расстались.

Я сунул руку в карман куртки, нащупал там зарядное устройство, которое прихватил для Тани. Протянул его ей.

– Это тебе. Зарядка для телефона.

Она взглянула, и на миг лицо её едва заметно исказилось как от болезненного спазма. Но в следующую секунду она холодно сказала:

– Я сейчас.

И скрылась в квартире. Через пару минут вышла снова, держа в руке мой сотовый.

– Вот, возвращаю.

– Зачем?

– Ну, он же твой. А мне он больше не нужен.

Ещё не понимая её до конца, я взял телефон. А потом она протянула ещё что-то, зажатое в кулаке.

– И это тоже забери.

– Что это?

Она разжала пальцы, и я увидел на её ладони браслет. Который подарил ей на день рождения. Я смотрел на неё и чувствовал, как к щекам прихлынула кровь. Зажгло так, словно мне в лицо плеснули кипятком.

– Зачем ты так-то? – глухо произнес я.

– Просто забери. Пожалуйста. Прошу! – она вдруг снова начала заводиться и совать мне его, точно он жег ей руку. – Забери! Мне он не нужен!

Я молча развернулся и стал спускаться по лестнице. И тут почувствовал, как этот злосчастный браслет шорохом проскользнул по рукаву куртки и упал на ступеньку. За спиной тотчас захлопнулась дверь. Таня ушла…