Шрифт:
Закладка:
«Репутация аккуратного служащего губисполкома», — подумал чекист. — Так вот ты куда пролез, сотник Шайтанов! Так вот почему живешь под чужим именем, Черный Гусар».
В это время грузно поднялся с места преосвященный Паисий, разгладил бороду, подрагивающими пальцами потрогал большой крест, свисающий до пояса, и молвил:
— Святая церковь благословляет вас, братья во Христе, на богоугодное дело, и с надеждой отдает вам сбережения, накопленные радением верующих. Передайте всем мои слова: «Кто силен телом, тот берись за оружие. Кто мужествен духом, тот со словом проповеди веди счет своей армии. Кто же мудр, тот иди в стан вражеский, записывайся в басурманскую партию и узнавай цели и силы врагов наших. Каждый, кому дороги права христианина и человека, неси свою лепту на алтарь свободы. Все сведения и пожертвования через наше посредство можете направлять безопасно. Но если что случится, помните слова Христа-спасителя и не бойтесь убивающих: душу они погубить не могут, а смерть неизбежна и дважды не бывает».
Он осенил крестным знамением сидящих у стола и каждому вручил воззвание, написанное от руки четким, каллиграфическим почерком.
— Размножьте поелику возможно и вручайте братьям и сестрам во Христе, — напутствовал архиерей заговорщиков, которые с интересом читали любопытный документ. Церковь звала свою паству к оружию, когда в стране, уставшей от длительных войн, только что воцарился мир. Она звала под свое знамя всех, кто презирал народ, сбросивший ярмо эксплуатации и деспотизма.
«Возлюбленные во Христе братья, — обращалась она в этом воззвании, — граждане истерзанной земли Русской, в ком не заглохла искра христианской любви к своим ближним, к вам наша просьба: соединяйтесь в отряды святой церкви и под сенью креста беритесь за оружие в защиту угнетенных и замученных ваших архипастырей и пастырей, и тех многих мучеников, которые боролись и борются за попранное право гражданина и человека. Нет тех слов, которыми можно выразить ужасы и мучения, которые они переносят…»
Пока Паисий раздавал участникам генерального совета воззвания, дежурный у входа в келью по условному стуку и паролю впустил троих мужчин, одетых в грубые брезентовые плащи с поднятыми капюшонами. Генерал пригласил их занять места.
— Господа, теперь все в сборе, здесь основное ядро нашей организации, которой предстоит действовать, — заговорил генерал. — Мне необходимо познакомиться с уполномоченным губземотдела, который, как я понял, весьма полезный и надежный человек. У меня есть для него поручение особой важности. Почему его здесь нет, полковник?
— Я здесь, господин генерал, — поднялся с места человек, сидевший рядом с архиереем. — Позвольте, господин генерал, — подойдя ближе, обратился к нему уполномоченный губземотдела, — задать несколько вопросов только что пришедшим людям?
— Задавайте.
— Где четвертый? — резко спросил чекист у моложавого, но совершенно лысого человека.
— Не знаю, — растерянно ответил тот.
— Его фамилия Рахманов?
— Да.
— Он не явился к месту встречи?
— Да.
— Почему?
— Не знаю.
— И вы не проверили?
— Нет.
— Он вас не известил?
— Нет.
— Где он?
— Не знаю.
— Ему известно, зачем и к кому вы шли в Колчедан?
— Конечно.
— Пароль, разумеется, ему тоже известен, и он может прийти сюда с отрядом чекистов. Вы подумали об этом?
Лысый в замешательстве молчал.
— Господин генерал, — продолжал чекист, — прикажите арестовать этих троих, — он кивнул в сторону прибывших, — они покрывали чекиста…
— Как вы смеете! — вскочил лысый. Все трое выхватили пистолеты.
— Господин генерал, четвертого накануне их встречи вызывали в облкомтруд, оттуда он не вернулся. Эти трое знают. Тот, четвертый, — чекист, и в любую минуту может нагрянуть сюда, разумеется, не один.
— Оружие на стол! — приказал генерал, и трое недоумевающе положили перед собой пистолеты. — Под стражу их, полковник, потом разберемся. Господа! Обстоятельства заставляют спешить. Помните, на нас выпала высокая миссия. День восстания — после посева хлебов, а если точнее — 25 мая. Сигнал — удары монастырского колокола в набат. Все по местам. Будьте осторожны и бдительны. Со мной поддерживайте связь через уполномоченного. С богом!
* * *
Все ринулись к выходу. Уполномоченный губземотдела неторопливо направился к Владимирскому.
Мы не будем описывать четко проведенную чекистами операцию по ликвидации заговора. Аресты заговорщиков в Екатеринбурге, Колчедане и окрестных деревнях и селах были проведены тихо, бескровно, быстро. Конечно, не в постели спящими заставали чекисты заговорщиков. Даже оказавшись в безвыходном положении, многие отчаянно сопротивлялись, пытались живыми в руки не даваться. Главари готовившегося контрреволюционного мятежа оказались за решеткой. Была арестована и игуменья Евдокия, но по ходатайству московского чекиста вскоре освобождена. За участие в подготовке антисоветского восстания в Екатеринбурге и Колчедане был осужден на пять лет, но через два с половиной года амнистирован Конрад Владимирский, он же Вениамин Шайтанов. В Екатеринбурге он тщательно и до поры до времени успешно скрывал свою кровавую деятельность в Атбасаре, и позже, оказавшись в Атбасаре под арестом, всячески пытался утаить преступления, совершенные им в Екатеринбурге.
19. ЧЕЛОВЕК В СИНИХ ОЧКАХ
Перечитывая снова и снова показания Прасковьи Ивановны Ереминой, Монин жирной чертой подчеркнул слова:
«По соседству с нами живет Нинка Волосникова, жена есаула Петра Волосникова. Приходит однажды Нинка такая радостная, в руках письмо. Отпустили, говорит, моего Петьку вместе с Шайтановым…»
«Значит, прав был Тарчевский, настаивая обратить особое внимание на Екатеринбург», — подумал Монин.
Допрос Нины Волосниковой не дал ничего нового, не внес ни малейшей ясности в запутанное дело о расследовании преступлений Шайтанова. Женщина держалась самоуверенно, даже нагловато, категорически отрицая факт получения писем из Екатеринбурга. Получив санкцию Шевченко, чекисты произвели в доме Волосниковых тщательный обыск. В тайничке, устроенном за божницей, вместе с тугими пачками царских «катенек» и «керенок», будто только что вышедших из-под печатного станка, было обнаружено письмо казачьего есаула Петра Волосникова, одного из активных участников контрреволюционного подполья в Екатеринбурге. Оно-то и привело молодого, но уже достаточно опытного чекиста Георгия Монина в Екатеринбург.
В этом большом городе не сразу сориентируешься, но прошло время, Монин освоился. Однажды один из местных чекистов, показав ему на дом внушительной постройки, до революции принадлежавший екатеринбургскому купцу Ипатьеву, сказал:
— Любопытное совпадение. В Ипатьевском монастыре в Костроме начиналась династия Романовых, в Ипатьевском доме она и закончилась.
Заметив недоуменный взгляд Монина, его собеседник пояснил:
— В подвале этого дома в ночь с 3 на 4 июля 1918 года
