услышал чей-то нервозный смешок.

— Считается не слишком опасной, — поправился он. — Обычно крысаки селятся где-то… в подвалах вот. Или в пещеры обживают. Они от крыс происходят.

— Заметно. В городе крыс хватало.

Ричард не мог отделаться от ощущение, что это — одно существо, просто разделившееся по недоразумению на малые части. И теперь части эти спешили снова слиться воедино. А потому слева, и справа, и сзади их окружала кипящая живая масса.

— Как их…

— Обычно. Сталью. Или огнем.

— Огня бы неплохо, — заметил дэр Гроббе, глядя куда-то поверх головы Ричарда. А попугай в кои-то веки промолчал. Он замер, раскрыв клюв от удивления, и только хохолок слегка подрагивал.

— Они… не нападают, если видят, что добыча слишком сильна, — зачем-то сказал Ричард и сделал шаг. Море крысаков шелохнулась. — Сомкнуть ряды. Щиты поднять. Идем…

Он все-таки пропустил момент, когда под ноги шмыгнула мелкая юркая тварь. И захрустела под чьим-то весом. Издав тонкий писк, крысак скончался.

И… море качнулось.

Показалось вдруг, что оно отступит. Ричард даже почти успел убедить себя. Крысаки ведь умные. Сообразительные. Не станут…

Море отползло, а потом поднялось сизо-черной волной. Хрипящей.

Вопящей.

— Бей! — заорал кто-то, опуская клинок.

А кровь нежити пахла отчего-то свежескошенною травой, что было категорически неправильно. Додумать Ричард не успел.

— Круг!

Круг щитов. И клинки работают, рассекая уродливых тварей. И кровь, зеленая, яркая, льется на камни… а море снова и снова катит волны.

Одну за другой.

Одну…

— Ричард! — рев Лассара пробивается сквозь визги и хрипы. — Назад!

Его выдергивают, втаскивают в кольцо.

— Так мы их за неделю… придумай что-то.

— Что?!

Что он может придумать, неудачник и последний из рода. Могучего, славного рода, который… который виноват в том, что случилось.

И должен бы уйти.

Это ведь будет справедливо.

— Что-нибудь! Да очнись ты! — от пощечины, отвешенной Лассаром, лопнула губа. И вкус собственной крови отрезвил. — Они же давят… по мозгам. Поэтому мы их и не увидели. Пока еще держимся…

Человек в строю покачнулся и разжал руку. Меч его упал, чтобы исчезнуть под очередной живой волной. И человек готов был сам ступить на неё, но Легионер рывком убрал его за спину.

Морочат?

Крысаки не обладают ментальными способностями. Или… эта нежить жила здесь давно. Сотни лет, если не тысячи…

Думай, Ричард.

Думай, пока люди живы. Пока… ты что-то можешь. А можешь ли? Несомненно. Ведь есть то, что всегда было с ним. С рождения? Или позже?

Какая, впрочем, разница.

Он сделал вдох. А выдохнул на ладонь клубок тьмы. Крохотный получился, но…

— Иди, — Ричард подул на него, и клубок поднялся.

…белые пушинки одуванчиков танцуют в воздухе. И он снова и снова пытается поймать, собрать…

Нет. Не сейчас.

Потом.

Он со всем разберется потом. И повинуясь воле его, тьма плывет, расползается, распадается на сотни нитей-одуванчиков, а те падают в живое море. И становится вдруг тихо.

Тихо-тихо, потому что тьма, рассыпаясь, множится. А с ней рассыпаются и крысаки. Они застывают, разом позабыв о людях. И садятся. И темные глаза их полны восхищения. В них, в этих выпуклых круглых глазах, видна и тень разума. Но лучше о таком не думать, иначе и вправду недолго сойти с ума.

А Ричард не может позволить себе безумия.

Тьму — может.

И её становится больше… они кружатся, эти крохотные черные пушинки. Кружатся, опускаясь ниже и ниже… и когда касаются шерсти крысаков, по той расползается кружево тлена. Это тоже красиво.

Очень.

Завораживает. И не только их.

Крысаки умирали без звука. Просто раз и рассыпались кучей пепла, а пепел подымался ввысь, оборачиваясь тьмой.

Раз за разом.

— Что это за… — Лассар выдохнул и стиснул меч. И посмотрел… со страхом? Нет, разве может великий Командор бояться? Да и кого? Ричарда? Нелепость какая. — Что это…

Море таяло.

Но не отступало. Наверное, они могли бы. Ведь оставались же крысиные норы. И ходы. И… мало ли. Они ведь как-то выживали.

Столетиями.

А теперь вот…

Когда крысаков не осталось, Ричард протянул руку, и тьма вернулась к нему. Сытая. Довольная. Она… нет, это не убийство. Она лишь взяла то, что когда-то ей принадлежало, а потом было утеряно. Разве это не справедливо?

Справедливо.

Наверное.

— Ты это… — Лассар похлопал по плечу. — В следующий раз, может, не жди, а?

Пепел.

Пепел остался. Правда, стоило сделать шаг, и он осыпался сизой мелкой пылью, а та смешалась с пылью другой и…

Надо идти.

— Ладно. Вперед… тут скоро площадь, а там уже и недалече.

— Помогите! Кто-нибудь… — женский крик ударил по нервам. — Помогите же…

— Стоять! — рявкнул Лассар. — Хрен его знает, что за пакость…

— Это не пакость! — степняк стиснул рукоять сабли. Клинок покрывала мутная зеленоватая жижа, да и сам степняк был изрядно ободран и грязен. — Это моя сестра!

— Хорошо бы…

Хорошо.

Она забралась на остов дерева и сидела, вцепившись обеими руками. А под деревом кружила тварь, из тех, о которых Ричарду только читать доводилась.

Длинное узкое тело.

Чешуя.

Тяжелые жвалы. И тончайшие нити, что поднимались меж чешуек, окружая тварь словно бы коконом. На концах нитей поблескивали капли яда. Капли переливались в солнечном свете. И выглядело это красиво.

— Кыш! — степная принцесса обламывала сухие ветки дерева и кидалась ими в тварь.

Та вздрагивала.

Отползала.

И возвращалась, чтобы, приподнявшись, тронуть ствол дерева тонкими ножками. И тогда раздавался призывный свист, капли яда срывались, растворяясь в воздухе, наполняя его тонким цветочным ароматом.

— Что за…

— Помогите! — увидев людей, Теттенике оживилась. — Я здесь! Я… я здесь!

Она и рукой замахала, словно боясь, что её не заметят. А от движения этого ветка, на которой сидела степнячка, опасно хрустнула.

Тварь же развернулась и снова засвистела. Правда, свистела она недолго. Взмах клинка и крупная голова покатилась к корням. Тело еще дернулось раз, другой, и тонкие нити опали, а чешуя побурела.

— Яд могильщика — вещь дорогая, — заметил Лассар, поддев ногой обрубок тела. — Даже в мои времена… собирали его на живца.

— В смысле? — Светозарный подошел к дереву и любезно подал руку, но Теттенике лишь головой мотнула да сильнее вцепилась в дерево.

— Я боюсь…

— Они довольно примитивны. И туповаты. А еще имеют обыкновение впадать в спячку после охоты. Вот и ставили кого… кого-нибудь не очень нужного, но с меткой. Могильщики поглощали плоть, а потом возвращались в норы, — охотно пояснил Лассар и хлопнул по дереву. — Могу стряхнуть.

— Н-не надо!

— А в норах уже охотники яд и собирали…

— А если там не один могильщик?

— Тогда тоже собирали, но уже другие охотники.