Измайлове на «широкую ногу», а потому очертил периметр усадьбы приличный. Чуть пошире, чем он был в моём времени. Но сначала насыпали по всему острову вал. Сыпать вал, вообще-то, начали ещё раньше, как ударили морозы и начал вставать лёд на пруду.

Пруд подкапывали, вода вытекала, замерзала, лёд уносили в морозильные погреба и омшаники. Так вода в пруду кончилась и начались дноуглубительные работы с одновременной насыпкой вала. Мной была установлена пятидневная рабочая неделя со сдельной оплатой труда. Пришлось сначала готовить инвентарь: деревянные, окованные железом, лопаты, кирки, мотыги, ручные носилки, тачки, лошадные волокуши.

Дно углубили на два метра от того, что было. Берега укрепили лиственичными сваями. На входе в пруд и на реке установили плотины с мельницами, но реку пока перекрывать не стали, пока не закончили «облагораживать» пруд.

Плотины ставились элементарно, и не я сие придумал. Это знали и крестьяне. С обоих берегов ставились, заполненные камнями, срубы с желобами для досок. Вот в эти желоба доски и вставлялись, когда реку надо было перекрыть. Я такой шлюз видел ещё в Приморской деревне, где жила бабушка матери. Просто и надёжно. И работал такой простой шлюз ещё в третьем тысячелетии, сдерживая воду водохранилища от которого питалась вся деревня. Может и сейчас продолжает работать?

На плотинах стали возводить мельницы. Одну по перетирки зерна, другую для кузни, что поставили на противоположном берегу пруда. К началу ледохода пруд и плотины были готовы и мы пустили в пруд воду, перекрыв плотину на реке чуть выше острова.

После того, как вода сошла, перекрыли шлюз ниже устрова, со дна реки собрали гумус и оно высохло, его тоже стали углублять, расширять и укреплять. Кстати, пока наполнялся пруд, с перекрытым нижним шлюзом, казаки зачистили русло реки до впадения её в Яузу, углубили его, укрепили берега плетнём, и, когда по нему пошла вода, оно стало судоходным. По крайней мере, свои струги казаки по этой неширокой речушке легко подвели к острову.

С началом посевной на новых, освобождённых от леса, супесевых почвах, возвращённые с Дона крестьяне, не пришедшиеся там «ко двору», засеяли гречиху и брюкву. Дополнительно на правом берегу они поставили себе сорок полуземлянок. В Измайлово у меня теперь — да и вообще — было пятьдесят восемь дворов. Что по этим временам считалось не малым «имуществом». От слова «иметь» и «естество».

Старые жители Измайлово не особо привечали пришлых и обозвали их казаками. Так село и стало называться Измайлово-казачье. И община Казачьего жила по казацким правилам, выборным головой и распределением труда и обязанностей.

Летом крестьяне занимались выжиганием корней на очищенных от леса участках, несколько раз пахали поля, предназначенные для посева озимой ржи, вывозили на них навоз и запахивали его, пололи лён и брюкву, косили, занимались поливкой и прополкой огородов, жали озимые и молотили их на семена, сеяли озимую рожь, готовили для обмолота гумна.

Лето закончилось посевной озимых и обмолотом ячменя, ржи, гречихи. Как убирают гречиху я видел на Кубани. Родичи тырили гречиху, сохнущую и дозревающую в валках и клали верхушками в мешок и молотили вручную. Так и я показал крестьянам, как надо молотить гречиху. Как молотить рожь, и ячмень они сами знали.

У брюквы обрезали черешки и заложили в ямы слоями, пересыпав слои песком и засыпав землёй. Так брюкву хранили по всей России и выдумывать ничего было не надо. Мельницы собрали без меня. Тут пригодилась помощь Морозова, давшего на время своих мастеров. На посаде нашлись и мельники, и кузнецы, согласившиеся идти в наём за долю с труда выраженную в деньге. Работой я их загрузить обещался и обещание выполнил.

Из Персии, кроме шёлка, наши караваны активно везли железо. Я вообще хотел забрать поставки этих товаров в «семью» и всячески склонял к этому отца и Фрола, который к концу года, оканчивающегося, к слову, в сентябре, уже стал вполне уверенным в торговле. Он не только принимал товар, который завозил Тимофей из Персии, но и скупал его в Гиляндском дворе в Астрахани, где обитали персидские купцы.

Тимофей и этим летом так потрепал на Волге персидских купцов, что они уже в августе с радостью отдавали свой товар в Астрахани.

Калмыков казаки потрепали основательно, а многих пленили и продали в Персию, чем изрядно пополнили свои кошели. Многие из них вернулись на Дон, а часть, что захотела осесть на землю, пришла по моему призыву в Измайлово. Врал я Морозову и царю, про казачью вольницу. Не было ни одного казака, кто не хотел бы присесть на свою землю. Своей земли я им не обещал, но сдавал землю в аренду, под определённые условия: арендную плату и гарантии службы. За это я разрешал им жениться, что было запрещено безземельным в «казачьей вольнице».

С посадских слобод ко мне в холопы записалось семьдесят человек. Это я после пересчёта собранного урожая, смог себе столько забрать людей из чёрных слобод. Просилось больше. Любой посад, в том числе и Московский, делилсяна белые и чёрные слободы. Различие состояло в том, что население белых слобод являлось феодальнозависимым, платило оброк и повинности своим феодалам (в основном патриарху, крупным монастырям, знатным боярам), но при этом не несло тягло — отсюда и название «белые», то есть свободные от государственных податей.

С течением времени белые слободы разрослись и зачастую насчитывали больше жителей, чем сами посады. Ремесленники и торговцы, измученные государственной податью, переселялись в белые слободы, что еще более увеличивало тяжесть тягло, которое ложилось на все меньшее количество плательщиков.

Однако вконце-концов царь запретил переселяться из чёрных слобод в белые и даже жениться на «белой» невесте и оставаться в примаках в её семье. Вот ремесленники и отдавали себя в холопы, чтобы уйти от тягла.

Я про это читал в своё время и помнил, что в одна тысяча шестьсот сорок девятом году «белые слободы» запретят, как запретят и городским жителям посадов добровольно «закладываться» в холопы, запретят и уходить из посада. И всё это под страхом смертной казни. А пока правила такого не было, в холопах жить было выгоднее, так как те податей не платили, и люди с «руками» уходили на службу к землевладельцам.

Изб, в нашем понимании, мои холопы не ставили. Углублялись в землю метра на полтора, укладывали в яму сруб, чтобы над землёй лежало венца четыре. Печь вырезали из глины при откапывании. Трубу не ставили. Крышу крыли дранкой, края которой упирались прямо в землю, чтобы дождь не затекал под сруб. Я