Что же… Это, видимо, мой крест. Нести его еще и нести.

Ох уж эти великокняжеские просьбы, которые хуже приказов. Сказали «пожалуйста», и ты такой каблуками щелкаешь, и с жизнерадостным выражением лица отвечаешь: «Рад стараться!». И они не злопамятные, просто сразу тебя из своей жизни вычеркивают, если что не так. Еду на Галерную. Родовое проклятие проявилось в виде угасания жизни, как красиво выразилась Лиза. Была обычная здоровая девочка, училась, занималась танцами и музыкой. И вдруг ни с того ни с сего слабость, малокровие и сыпь по всему телу. И аппетит пропал. Похоже на отравление, но на кой ляд травить девчонку? В интересах младшей дочери? Иногда такое бывает. Но той сейчас девять всего, отец в расцвете сил. Да что там, даже дед, бывший губернатор Санкт-Петербурга, живущий в основном здании, судя по рассказу Лизы, еще здоров и бодр. Я понимаю, что в таких семьях просто так ничего не бывает, куда ни повернись — интриги, скандалы, только без расследований. Ведь основатель династии — внебрачный сын Екатерины Великой. А еду я, получается, к ее правнуку. От другого правнука, только официального. И тут родня, только дальняя и вроде бы как не настоящая.

Но нет — так нет. Хронические, растянутые во времени отравления — не по моей части. Не получится, значит, судьба такая. И вообще, мыслями я наполовину не у Бобринских, к которым еще не приехал, а на улице Сергиевской, где отдыхает с дороги солнце моё. Вот сейчас бы с Невского не налево повернуть, а направо, к себе, и гори оно пропадом всё! Но нельзя. Я вздохнул и начал смотреть, как номера домов на нечетной стороне Большой Морской становятся всё больше. Есть что изучать: на разноцветных прямоугольниках еще указаны фамилия хозяина дома, номер квартала и название полицейской части. Не заблудишься.

Приехал. Да уж, чужие здесь не ходят. Вот смотришь на такие дома, и начинаешь понимать смысл выражения «старые деньги». Всё солидно, хоть слегка тяжеловесно и старомодно. Каждый, блин, кирпич с родословной. И нет суетливой кичливости, потому что незачем. Серьезные люди живут, одним словом.

Но мне не в дворец, а во флигель. Который больше моего особняка раза в полтора. Но я не завидую, мне имеющегося за глаза хватает. Потому как шик этот требует постоянной подпитки. А я деньги найду на что потратить. Больницу построю, как хотел.

К графу меня провели сразу. Никаких задержек, всех этих «подождите немного, его сиятельство скоро освободится». Возможно, Лиза предупредила. И Алексей мне понравился. Хорошо себя повел. Ни раболепного заглядывания в глаза, ни барской спеси. Спокойно и рассудительно, даже чуть отстраненно изложил уже слышанное мной раньше. Ну да, он же ученый, археолог. И указал довольно точно время начала болезни: четыре месяца назад — в конце июля.

Пошли смотреть девочку. Красивая, даже в болезни. Бледная, худая. Наполнение пульса плохое. Сыпь похожа на крапивницу, но давно и не зудит. А так — придраться не к чему. Разве что когда встала с постели, на подушке осталось много волос. Не пара, как в песне, а десятки. Выпадают, и интенсивно. Вон, на темени проплешина скоро будет, кожа светится прямо сквозь жидкие волосики.

Поспрашивал Веру. Началось с тошноты, но она никому не говорила. Потом появился понос, и тоже молчала, терпела — ведь не десять раз в час, а так, раза три-четыре в день. Наконец, кожа. И слабость. А волосы… Тут она не выдержала, и разрыдалась. Красоту жалко стало. Понятно, девчонка ведь. Урожай на подушке собирать начала недели три назад.

Осмотр не дал ничего. Да и я не первый, отметились коллеги, все как один именитые. Тоже с умным видом кивали, но эффект близок к нулю. Оно и понятно — что лечить, не знают, пытаются хотя бы симптоматически помочь. Порошочки, крема, болтушки, пилюли. Всё без толку.

Версия с отравлением исключена. Питание — под жестким контролем, пища только домашняя, которую все едят. То есть, если было, то должно становиться лучше после исключения. Может быть мышьяк? Нет, уже пошла бы на поправку. Таллий? Я даже не знаю, травят ли им уже крыс, хотя элемент такой в таблице Менделеева есть. Но там отравление быстрое, не как здесь. Свинец? Но откуда? Остальные никаких признаков не показывают.

— Точно никто больше не заболел? — спросил я уже для проформы, на всякий случай. — Прислуга, может? Кто-то из гостей?

— Виктор Андреевич болел, когда и я начала заниматься. Но мы занятия прекратили, и я не знаю… — вдруг сказала Вера.

— Это кто?

— Учитель танцев, — нехотя ответил Алексей Александрович. — Здесь, за стенкой, класс, в котором они…

— Разрешите посмотреть?

— Да, конечно.

Класс и вправду рядом, соседняя дверь. Всё по-взрослому — зеркальная стена, балетный станок, пианино в углу, паркет идеально уложен. И видно, что занимались — брусья на станке вытерты тысячами касаний.

— А это что? — спросил я, показывая на висящее по центру зеркало.

Старинная вещица, в раме из мореного дуба, с вырезанным внизу свернувшимся драконом. На спине чудища — крест. Выглядит страшновато!

— Отец привез из Румынии, — надулся от гордости граф. — Большие деньги заплатил. Якобы принадлежало князю Владу Третьему Цепешу. Его еще называли Дракулой. Слышали о таком?

Я неопределенно покачал головой. Прообраз всех будущих вампиров?

— Состоял в рыцарском ордене дракона, был такой в Венгрии в пятнадцатом веке. Вере очень понравилось, и я по ее просьбе приказал повесить здесь.

— Но в пятнадцатом веке зеркало такого размера тогда целое состояние стоило.

— Так оно не из стекла, металлическое.

Стокер еще свой роман не опубликовал, сказки про вампиров модными, кажется, пока не стали. Так что про румынского господаря знают в основном историки. Но тут точно не вурдалаки. Что-то другое.

— Давно оно здесь?

— Да с полгода, наверное, или чуть меньше.

— А стена капитальная?

— Нет, простая перегородка, я помню, как ремонт делали. Но Вере не мешает — когда она отдыхает, сюда никто не ходит…

— Дадите мне адрес этого учителя? Хочу заехать, осмотреть его.

Пока слуга искал искомое, у нас появился новый участник дискуссии. Судя по тому,