Хорошо, что не убили, кстати.

Для некоторых людей смерть – легкое искупление.

Хотя попадись мне Лисьев в темном переулке…

Я сжимаю кулаки.

Этот подонок всякого натворил, но последней каплей для меня стал рассказ Поли, как ее укусил здоровенный паук.

Это просто за гранью!

Девчонка захлебывалась слезами, когда рассказывала, как пряталась под кроватью, чтобы ее не нашел фальшивый папа и не надрал жопу.

А паук как прыгни на нее, а она башкой ка-а-ак стукнись…

Польку, честно сказать, и просто так жалко без всяких там дополнительных вводных. Маленькая, милая девочка, которой столько пришлось выстрадать, и тут такое…

Майя с Никой жалели Полю как могли, а я так взбесился, что перед глазами аж запрыгали красные мушки.

Нет, ну нормально, а?

Русским языком этому уроду сказали – Полю недавно прооперировали. Это что значит? Значит, ребенку нужен как минимум щадящий режим, а он ей что устроил? Комнату страха! Папаша хренов.

Я думал, он забрал Полю из любви, пылинки там с нее сдувал, а этот мудо… в общем, нехороший человек даже не подорвал свою жопу, чтобы прибрать в комнате, куда поместил трехлетнего больного ребенка, которому в принципе нельзя дышать пылью. Побоями ее стращал и даже нормальной еды не принес.

И я молчу про сбитые коленки Майи! Про ее счесанные ладони. Она получила эти травмы, когда упала из-за приставаний Лисьева перед тем, как ее спасли.

Когда я как следует рассмотрел всю эту красоту, пока принимал с Майей душ, впервые в жизни пожалел, что не имею к криминалу никакого отношения. Иначе нанял бы киллера, честное слово. Какого-нибудь мудака, который спиздил бы Лисьева из тюрьмы и нарезал его по кусочкам пару-тройку месяцев, пока от этого упыря не осталось бы ничего.

В общем, сегодня в КПЗ случилась небольшая, впрочем, кому я вру, большая драка.

И сейчас в комнату свиданий выводят главную жертву этой драки, Владимира Лисьева собственной персоной.

Лисьев с выбитым глазом кое-как ковыляет, подгоняемый конвоиром.

Смотрю на него сквозь мутное стекло, которое не мешало бы протереть раз эдак двадцать. Беру трубку телефона, показательно стучу ею по столу.

Лисьев садится за стол, смотрит на меня исподлобья единственным целым глазом и подносит свою трубку к уху:

- Как дела? – спрашиваю у него. – Как сидится? Удобно?

Дальше следует долгая пауза, во время которой мы буравим друг друга ненавидящими взглядами.

- Радуешься, сука? – щерит наполовину выбитые зубы Лисьев.

- А то, - хмыкаю зло. – Я просто в экстазе…

- Че приперся? – злится Лисьев.

Не ценит гад внимания. Я тут, понимаешь ли, дела свои отставил, приехал к нему.

- Позлорадствовать, - хищно улыбаюсь. – Спросить, как поживаешь?

- Сука! – он очень уж быстро выходит из себя. - Я выйду отсюда, я клянусь тебе, я…

- Я, я, я, головка от хуя… - прыскаю смехом. – Никуда ты отсюда не выйдешь. Разве что прямым шагом в колонию строгого режима за убийство с особой жестокостью.

- Какое убийство? – картинно удивляется Лисьев. – Я никого не убивал! Я здесь из-за похищения, и то спорный момент, ведь моя дочь…

Прерываю поток речей этого болезного:

- Ты запамятовал, видно, как рассказывал нам про избиение жены? Четко озвучил, что выбил у нее информацию. Учитывая, что ее потом нашли мертвой, думаю, у следствия не возникнет проблем с поисками главного подозреваемого.

- Не было такого! – машет головой Лисьев. – Ты все придумываешь!

- Одну историю тебе расскажу, - ехидно ему улыбаюсь. – Для того, чтобы спасти Полину, моя бывшая жена продала свою квартиру. Единственную квартиру! Не пожалела единственного жилья, готова была всю жизнь снимать, лишь бы вылечить ребенка, твоего ребенка! Вот кого ты зажимал в том доме, вот какой девушке ты нанес душевную травму! Не стыдно, а?

- При чем тут это? – удивляется он.

Не стыдно, по ходу дела. Бывают же люди…

- Так вот, - продолжаю свою историю. – Она продала свою квартиру любителям стримить. Перед тем, как въехать, они понатыкали скрытых камер по всей квартире. Потом я квартиру-то перекупил, но парочку камер они снять забыли. Не знаю, нарочно или нет… Но твои откровения были записаны. Так что сидеть тебе тут долго и несчастливо!

- Тварина! – рычит в трубку Лисьев. – Мразота…

- Да, да, я такой, - гордо заявляю. – Могу тебя успокоить только одним.

- Чем? – щурит единственный целый глаз Лисьев.

- Мы воспитаем Полину как своего ребенка. Будем ее холить и лелеять наравне с нашей дочкой. Будем заботиться, выучим, обеспечим достойное будущее.

- Хоть так… - он кисло улыбается.

- Да, именно так, - киваю. – И мы сделаем все, чтобы она забыла эту историю о том, как родной батька над ней поиздевался… Чтобы она тебя забыла!

- Я не издевался над ней! – вдруг начинает беситься Лисьев. – Я пытался показать ей, что мир это не только когда у мамки под титькой! Мир он жестокий, он…

- Ебанько ты, – прерываю поток его откровений. – Главная задача отца – не показать ребенку всю жесть этого мира, а наоборот его от этой жести защитить!

- Меня вот не защищали, и я стал сильным. А она…

- Сильным стал? – хмыкаю с сарказмом. – Это, по-твоему, показатель силы издеваться над женщинами и детьми? Открою тебе страшную тайну – это не так, это как раз признак слабости. И за эту свою слабость ты будешь изолирован от общества до конца своих дней, понял?

Никому не позволю безнаказанно издеваться над моими девчонками. Ни-ко-му!

Лисьев ничего мне не отвечает. Видно, переваривает услышанное. Может, что и дошло до него, наконец? Хотя вряд ли.

- Приятной тебе отсидки, - желаю напоследок. - Я похлопочу о том, чтобы тебе дали пожизненное…

***

Артем

Мы с Майей поженились на следующий же день.

Не стали устраивать никакого шоу, танцев с бубнами.

Я сделал ей еще одно предложение, когда мы занимались любовью в душе, она его приняла. Дальше дело техники. Мне не доставило сложностей найти сговорчивую служащую загса.

В общем, дело сладили очень быстро. Потом долго целовались, праздновали.

После того, как страсти чуть улеглись, мы с Майей торжественно переехали в отель. С девчонками, разумеется.

Чтобы и места было побольше, и не напряжно.

Но само собой,