Смешливость, вызванная зельем «ха-ха» испарилась, зато бодрость оставалась при мне. Энергичным шагом я пересекла фойе, остановилась, ожидая кабинку. Из-за колонны появилась мужская фигура, в которой я опознала филида де Брюссо. Запах, который Виктор источал,также без труда опознавался. Вино. Много вина. Как будто молодой человек незадолго до этого принял винную ванну прямо в одежде.

– Катарина, – проговорил он с отчаянной развязностью, - королева, ваше величество!

– Вы пьяны.

Нет, я не испугалась, но все-таки оглянулась на двери библиотеки, не позвать ли на помощь.

– Пьян, – согласился Виктор, – от любви к жестокой мадемуазель Кати.

Я устало вздохнула:

– Знаете что, месье? Если вы собираетесь и дальше изображать здесь балаганного шута…

– Вы меня измучили!

Понятно. Я развернулась на каблуках, чтoб вернуться в библиотеку и подождать там, пока Виктору надоест караулить меня в фойе. Увещевания сėйчас бесполезны, более того, могут вызвать агрессию с его сторoны. Этот субъект, я знала, способен на насилие.

Увы, Брюссо не желал заканчивать представления, он ринулся, чтоб заступить мне дорогу, но от неловкости, вызванной опьянением, толкнул в плечо. Портфель упал, застежка отщелкнулась, ворох конспектов, перо, кисти, пропуск, все оказалось на полу.

– Простите! – Сокрушаясь, как мне показалось, искренне, молодой человек присел на корточки, помогая мне собрать вещи. - Поверьте, моя драгоценная, вы можете не опасаться… Никогда, ни словом, ни делом…

Неужели? Личный опыт уже успел убедить меня в обратном.

Портшезная кабинка с мягким стуком остановилась на этаже, решетка двери отъехала в сторону.

– Виктор, – сказала я, принимая из его рук портфель, – давайте вы просто объясните, что вам от меня надо. Не сейчас, а, когда будете лучше себя чувствовать. Может быть завтра?

– Увы, Катарина, боюсь, до завтра наше объяснение ждать не может.

Я просчитывала варианты действий. Броситься к портшезу? Но успею ли я закрыть за собой дверь? В библиотеку? Но тогда придется огибать де Брюссо. Ударить его по лицу? Нет, мне единожды повезло застать мужчину врасплох, повторить этот трюк не удасться. Тем более, бить первой – как-то некрасиво.

Зеленовато-серые глаза филида смотрели на меня с неизбывной грустью, за которой, впрочем, угадывалось что-то вроде надежды.

– Катарина Гаррель, - проговорил он нараспев, – согласны ли вы принять в дар филидскую брошь Виктора де Брюссо?

Чего? Я вытаращилась на него, не зная, что и думать. Во-первых, что за торжественность? А во-вторых…

– З-зачем? - пискнула я просто потому, что от меня ожидали каких-то слов.

– В знак того, что вы принимаете мои чувства.

Погодите! Одна филидская брошь у меня уже есть. И, заметьте, преподнесли ее мне просто так, без знаков с чувcтвами. И разве их дарят не после окончания лазоревой ступени?

– Тем самым, Катарина, - продолжал де Брюссо, – вы станете моею как бы невестой, что оградит вас от многих опасностей в стенах Заотара.

Как бы невестой? Как бы не так!

– Мңе почему-то казалось, что обручение происходит по другому.

– Εсли хотите, – обрадовался филид, - мы с вами нанесем друг другу положенные знаки пеpед алтарем.

– Не хочу.

– Кати, поверьте, без меня вы пропадете.

– Позвольте мне в этом усомниться. - Решив, что бежать все-таки лучше обратно в библиотеку,теперь я только делала вид, что поддерживаю беседу, осторожными шагами огибала собеседника.

– Вы перешли дорогу очень влиятельным персонам.

– Неужели монсиньору Дюпере? Он ведь в академии самый влиятельный…

– Кати…

– Да?

Заметив мои маневры, Брюссо широко шагнул, оказавшись прямо передо мной:

– Ответьте просто – да или нет. Вы согласны?

Я вздохнула:

– Увы, нет, Виктор. Дело не в вас, а во мне… Вы – благородный человек, что не раз и не два доказали. Одно то, как великодушно вы простили мне свой разбитый нос… – бормотала я, пятяcь к портшезу от наступающего на меня филида. – Обещаю, что, если попаду в беду, непременно подумаю: «Как же прав был шевалье де Брюссо, он же меня предупреждал».

Да что я творю? Нельзя в кабинку! Задвинуть дверь перед носом мужчины мне никак не успеть, я окажусь в ловушке!

Остановившись, я слегка согнула ноги в коленях для лучшего упора и выставила перед грудью портфель. Кажется, нам все-таки предстоит рукопашная. Святой Партолон, дай мне бесстрашия и сил!

Брюссо тоже замер, он ко мне не прикасался, но стоял довольно близко, я ощущала неприятный запах его дыхания.

– Благородный? Пожалуй. Но, знаешь, в чем штука, Кати? Благородство распространяется только на равных.

Я ничего не ответила,только вздернула подбородок.

Мы опять на «ты»? И что же, месье, вы снова попробуете задрать юбку ансийской Шоколаднице? Клянусь, вам этого не удасться, чего бы мне это не стоило! Вы, шевалье, мерзавец, в сто, нет, в тысячу раз худший чем Гастон де Шариоль, то, по крайней мере, не притворялся благородным, чтоб пустить пыль в глаза. Я убью себя, но не стану вашей жертвой. Чем? Той самой филидской брошью, которую вы сейчас вертите в руках..

Ничего не происходило. Брюссо стоял, слегка покачиваясь, о чем-то думал.

Мои пальцы сжимали портфель с такой силой, что кончики пальцев занемели, перед глазами стоял розоватый туман, явный признак заполняющей мое сознание ярости. Γрызть, вцепиться зубами в горло, прокусить яремную вену, выдавить глазные яблоки… Это, ведь не мои мысли! Что происходит?

– Для равных… – нарушил наконец молчание филид, и его рот растянулся в недоброй гаденькой ухмылке.

Виктор медленно поднял руки, приколол