– Входи!

Мужчина беспардонно толкнул Катрин и, наступив ей на ногу, прошёл в квартиру.

– Осторожнее! – рявкнула она ему, а затем еле слышно добавила: – Слепой козёл. – И, закрыв за собой дверь, направилась домой.

– Ты где была? – крикнула ей мать из комнаты.

– Гуляла! – буркнула Катрин, подумав: «Не твоё дело».

Не желая больше разговаривать, она пошла прямиком к себе в комнату.

– Ты зачем к этой проститутке ходила?! – продолжала противно брюзжать мать, перекрикивая пьяный храп отца.

– Дневник забирала! – уже из комнаты ответила Катрин.

– Чтоб больше ни шагу в эту квартиру, ты меня по-ня-ла?

– По-ня-ла, – передразнила Катрин мать и закрыла дверь.

Весь вечер девочка провела, крутясь перед зеркалом и рассматривая себя обоими глазами. Она была так взволнованна этим чудом, что никак не могла наглядеться. Теперь вся жизнь изменится. Больше не нужна длинная чёлка, можно легко попробовать новые причёски – такие, что не будут закрывать половину лица. При мысли о причёсках Катрин вспомнила, что́ новая соседка дала ей перед уходом. Странный стеклянный флакон с пробкой не внушал доверия. Жидкость внутри была тягучей, липкой, странно пахла и не вызывала желания наносить её на голову. К тому же мать принесла какой-то новый шампунь, судя по всему, из магазина, а не тот, что она обычно покупает на рынке. Переполненная сомнениями, Катрин помыла голову обоими средствами и, как обычно, не расчёсываясь, легла спать.

Утро встретило её весьма неоднозначно. Голова гудела как после портвейна и половины пачки сигарет, выкуренных за вечер. Свет резал глаза: особенно болел тот, который вчера таинственным образом прозрел.

«Что за дрянь я вчера пила?» – крутилось в голове у девочки.

Первым делом Катрин направилась в ванну, чтобы перебить зубной пастой томившийся во рту привкус болота. Над раковиной висело грязное от разводов зеркало, которое обычно показывало одни и те же картины. Но сегодня, когда Катрин выдавила на щётку остатки пасты из скрюченного тюбика и, обнажив зубы, посмотрела на своё отражение, зеркало показало что-то новенькое. Катрин замерла. На секунду её показалось, что это кто-то другой смотрит на неё из-за стекла, но, прикрыв пару раз рот и заново его открыв, а затем протерев стекло, она убедилась, что отражение было её собственным.

– Ты там давай, не засиживайся, мне на работу пора, – постучалась мать в дверь.

Помятое, немного прыщавое и по-детски наивное лицо по-прежнему принадлежало Катрин, но вот волосы явно были не её. Вместо мелированных тонких соломинок на голове в разные стороны торчали пышные чёрные как ночь колтуны. Катрин подёргала за них и, убедившись в том, что это не парик (хотя она и так понимала, что это невозможно), начала рыскать по полкам в поисках расчёски.

– Что за девка такая растёт? Лучше бы я её оставила тогда в роддоме. Вся в этого алкаша – ни мозгов, ни уважения, – послышался голос матери.

– Да выхожу я, выхожу! – обиженно отозвалась Катрин и открыла дверь. Но матери за ней не оказалось.

Девочка вышла из ванной и огляделась по сторонам – никого. Тогда она пошла в комнату родителей и увидела мать, курящую на балконе. Между её пальцами был зажат догорающий окурок, значит, она курила минут пять, не меньше. Но как же тогда Катрин слышала, что та про неё сказала, да ещё и так отчетливо, словно она была прямо за дверью. Показалось, наверное…

Катрин вернулась в ванную и принялась расчёсывать то, что поселилось на её голове. Через пятнадцать минут кряхтения и вскриков, когда она дёргала расчёской слишком сильно, бесформенный шухер превратился в королевскую гриву. Сильные, как канаты, и невероятно красивые волосы чёрными волнами ниспадали на плечи. Катрин смотрела на них и не могла понять, как такое возможно. Это было невероятно, просто с ума сойти: сначала – глаз, теперь вот – роскошная шевелюра.

На всякий случай не показываясь матери, Катрин сгребла со стола в портфель все свои ученические принадлежности и хотела было кинуть туда дневник, но с грустью вспомнила, что он больше ей не принадлежит.

«Начну новый», – решила она и, обувшись, вышла из дома.

Катрин училась на парикмахера в лицее неподалёку от дома. Профессия не очень волновала её, главное, что лицей находился рядом с домом и там учились её подруги со школы.

Самая короткая дорога пролегала через гаражи, где Катрин и её друзья частенько зависали. Если тебе нет восемнадцати и неохота цапаться с полицией из-за бутылки пива или сигареты, то нет лучше места, чем гаражи – так рассуждали все местные подростки вроде Катрин. Но подобные мысли были и у пьяниц, и у бомжей, и у прочих представителей маргинальной прослойки общества.

Перед занятиями Катрин и её лучшая подруга Нина всегда встречались возле единственного кирпичного гаража, на котором не было живого места из-за рисунков и надписей, оставленных малолетними «художниками» с их «нестандартными взглядами» на искусство. Обычно главной своей задачей каждый дворовый пацан считал изображение фаллического символа – эти картины были самыми популярными. Притом пропорции, как правило, соблюдались весьма редко, каждый рисовал по своему усмотрению и старался как можно ярче выделить свой «шедевр». Это было своего рода негласное соревнование среди районных художников. Кирпичный гараж был самым популярным «полотном», где подобных рисунков было больше всего.

– Эй, подруга, ты чего это? Паричок прикупила? – поджигая зажатую в губах сигарету, приветствовала подругу Нина.

– Не-е, мои. Круто? – Катрин встала рядом и, достав из портфеля сигарету, потянулась к ней за огоньком.

– Типа натуральные, что ли?

– Типа да.

– Ты у нас теперь жгучая брюнетка?

– Завидуй молча.

– Пошла ты.

– Сама пошла, коза.

Подруги улыбнулись друг дружке и молча сделали по паре затяжек.

– Чё там сегодня у нас? Ты чё делала дома? – протяжно выдохнув через нос горький дым, поинтересовалась наконец Нина.

Глядя куда-то перед собой и словно не слыша подругу, Катрин помотала головой – она думала сейчас о чём угодно, только не об учёбе.

– Я слышала, по моделированию сегодня контроша. Может, не пойдём?

Катрин молчала, в голове крутились картины вчерашнего дня и куча вопросов, главным из которых был: как объяснить матери новый цвет волос.

– Эй, – Нина пощёлкала пальцами перед лицом Катрин, привлекая её внимание, – цыганская принцесса, ты давай, спустись на землю-то, а то совсем потеряешь с ней связь.

Катрин слегка встряхнула головой, отгоняя мысли, словно назойливых мух и, увидев на лице подруги раздражённое недоумение, медленно ответила:

– Давай не пойдём, – и, затушив сигарету о железные гаражные ворота, которые уже были чёрными от пепла,