Шрифт:
Закладка:
Это была его первая мысль. За ней пришла вторая – «почему это я прилип к столу?»
Морщась от боли и стыда, Каллист отодрал небритую щеку от деревянной столешницы и ощутил неприятную вязкость собственной слюны. «По крайней мере, – подумал он, обводя взглядом знакомую обстановку вокруг, – я сумел добраться домой прежде, чем вырубился окончательно».
Когда Каллист поднялся со стула, спина болью выразила ему свой протест против сгорбленной позы, в которой он провел несколько часов. В глазах у него мутилось, но голова, вопреки ожиданию, вовсе не раскалывалась. Спотыкаясь, Каллист медленно заковылял по дому. Жилище было невелико: две комнаты, одна из которых совмещалась с кухней, и отдельно стоящая купальня для мытья и прочих естественных надобностей. По сравнению с тем, что Каллисту доводилось видеть в других районах Равники, оно и вовсе было крохотным, но по меркам Аварика могло считаться чуть ли не дворцом.
Вместо того чтобы пойти умываться в купальню и вымокнуть по дороге до нитки, Каллист подошел к окну, распахнул ставни и зачерпнул в ладони немного дождя. Одна пригоршня ушла на то, чтобы утолить мучившую его жажду, вторая – чтобы смыть наконец с лица отвратительную клейкую пленку.
И лишь когда он начал по-настоящему просыпаться, а запоздалая мигрень стала постепенно проникать в его череп отдаленным стуком копыт, Каллист задумался о том, что же его разбудило.
Каллист замер, все еще держа руки за окном и лихорадочно вспоминая, как нужно соображать. Это не мог быть гром, потому что на улице шел всего лишь мелкий дождик, а не ливень с грозой. Кто-то хлопнул дверью? Возможно. Но чтобы разбудить пьяного Каллиста, этот кто-то должен был наподдать по двери с силой, которая повалила бы и вековое дерево. Так что этот вариант тоже не годился.
И все же он отчетливо припоминал, что его действительно разбудил какой-то стук – стук, который вполне мог раздаться и внутри дома.
Разум Каллиста наконец избавился от остатков апатии и начал работать если не в полную силу, то по крайней мере достаточно близко к этому. И как раз в этот момент из прохода в кухню до него донесся еле слышный шелест ткани, задевшей дерево.
И в лучшие времена Каллисту было далеко до Лилианы в том, что касалось магии; он обучался этому искусству, но всегда больше тяготел к мечу, чем к заклинаниям. А сейчас, когда в его крови оставалось еще немало выпивки, все, что хотя бы отдаленно напоминало сложное волшебство, было выше его сил. Тем не менее, быстрый шепоток, рожденный внезапным приступом страха, позволил Каллисту окружить себя тончайшей иллюзией. Не бог весть что, но для посторонних глаз Каллист все еще подставлял обе руки под дождь, в то время как на самом деле он уже тянулся к рукояти кинжала, пристегнутого к его правому бедру. Кинжал был до смешного легким, и Каллист пожалел, что не выбрал окно рядом с кроватью, откуда легко бы дотянулся до своего верного палаша.
Но тут он затылком почувствовал горячее дыхание незваного гостя и понял, что время сокрушаться и корить себя прошло.
Каллист резко развернулся, врезав подкравшемуся сзади человеку в подбородок массивным навершием рукояти кинжала. Он успел разглядеть щетину на лице и водянистые слезящиеся глаза, перед тем как незадачливый тип отшатнулся от него, схватившись за сломанную челюсть. Кровь хлынула из прокушенного языка, стекая из уголков его рта. Оружие злоумышленника, тяжелая деревянная дубинка, с грохотом упало на пол между ним и Каллистом.
Сомневаясь, что нападавший явился в одиночку, Каллист принял стойку мастера ножевого боя – правая рука прижата к телу и держит направленный вниз кинжал обратным хватом, левая выставлена вперед, чтобы схватить противника или отбить удар. Это была отработанная позиция, но Каллист все равно чувствовал себя сейчас несколько неуверенно. Как будто его разум знал, что нужно делать, но мускулы отчего-то не спешили подчиняться ему.
Наверное, подумал Каллист, надо больше тренироваться.
Или меньше пить.
Продолжая краем глаза присматривать за рухнувшим на пол мужчиной на случай, если у того вдруг откроется второе дыхание, Каллист крадущимся шагом пересек комнату, готовый отпрыгнуть в любую сторону. Пару секунд он пытался вынести свои чувства за пределы тела, воспроизводя выученное им когда-то заклинание, позволяющее заглядывать за угол. Но будь он даже в лучшей форме, его шансы на успех оставляли бы желать лучшего. Сейчас Каллист добился лишь того, что в глазах у него помутилось, а стук в висках усилился.
К тому моменту, как зрение Каллиста прояснилось и до него дошло, что к стуку в его голове примешивается стук шагов того, кто влез в открытое окно, было уже поздно. Каллисту показалось, что он увидел край лица, и в следующий миг его голова заболела гораздо сильнее, чем до этого.
А потом стало темно и совсем не больно.
***
Когда Каллист снова пришел в чувство, с ним произошло то, чему он так сопротивлялся весь вечер по дороге из «Худого Конца», – его стошнило на пол. Вернее, он думал, что на пол. Между приступами тошноты Каллист обнаружил, что он крепко привязан к стулу, поэтому мерзкая масса, которая когда-то была отбивной, похожей на подметку, жареными клубнями и ирримовым вином, оказалась у него на коленях.
– Знаешь что, Рока? Это и в самом деле омерзительно.
С трудом подняв голову, Каллист с ненавистью взглянул на человека, стоявшего у противоположной стены.
– Семнер.
– О, так ты меня знаешь. Я польщен.
– Я наслышан о тебе, в основном от людей, которые пытались объяснить, почему им так необходимо принять ванну в двенадцатый раз подряд. Что занесло тебя в эту задницу Равники?
Его собеседник оскалил желтые зубы в уродливом подобии улыбки.
– Да вот, понимаешь, ищу тут всякое дерьмо. Сегодня, например, нашел тебя.
Семнер выглядел ужасно, с какой стороны ни посмотри. Его черты лица были грубыми и оплывшими, редкие волосы напоминали грязную солому, а его мятую одежду украшали застарелые пятна пива и крови. От него разило потом и ни разу в жизни не чищеными зубами.
При этом его внутренний
