Шрифт:
Закладка:
При этом, прекрасно понимая всю уязвимость своей позиции, Москва стала прилагать максимум усилий, чтобы избежать публичного обсуждения иранского вопроса в ООН. Однако еще в середине января 1946 года глава иранской делегации С. Х. Тагизаде передал и. о. Генерального секретаря ООН Хуберту Джеббу письмо с требованием расследовать факты «вмешательства СССР во внутренние дела Ирана» и обсудить их на открывшейся в Лондоне Генеральной Ассамблее ООН. С этого момента советская дипломатия получила указание «возвратить» иранский вопрос в русло двусторонних отношений, но все эти меры встретили жесткую реакцию со стороны не только Тегерана, но и многих западных столиц. Более того, уже 18 марта 1946 года правительство Ирана в ультимативной форме поставило перед членами Совета Безопасности ООН вопрос о немедленном выводе всех советских войск. Москва попыталась отложить заседание Совбеза по данному вопросу, но, когда сделать это не удалось, советский представитель в ООН Андрей Андреевич Громыко покинул заседание Совбеза. При этом стало очевидно, что Москва, по сути дела, исчерпала все сколь-нибудь реальные возможности давления не только на иранское правительство, но и на лидера Иранского Азербайджана С. Дж. Пишевари, о чем зримо свидетельствуют совместные послания Первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Мира Джафара Багирова и командующего Бакинским военным округом генерала армии Ивана Ивановича Масленникова на имя И. В. Сталина и В. М. Молотова[23]. В этих письмах, которые обильно цитируются в целом ряде работ известного азербайджанского историка Дж. П. Гасанлы, прямо говорилось «о возникших противоречиях между лидерами Национального правительства и Советами», которые лично курировал М. Дж. Багиров, «о несогласии С. Дж. Пишевари с Москвой по многим важным вопросам, утрате доверия к советской политике» и особо «углублении противоречий на переговорах, проводимых с бакинской «тройкой» в Тебризе и с М. Дж. Багировым — в Джульфе». Более того, сам И. В. Сталин был явно «встревожен открытыми заявлениями С. Дж. Пишевари по целому ряду вопросов», прежде всего ненужными «напоминаниями о гилянских событиях и недвусмысленными высказываниями о том, что советские руководители обманули азербайджанских демократов».
Поэтому Москва пошла на уступки Тегерану и в конце марта 1946 года на встрече с премьер-министром Ахмадом Кавами, вновь вернувшим себе при поддержке Москвы[24] ранее утерянную им власть, новый советский посол Иван Васильевич Садчиков проинформировал его о том, что в полуторамесячный срок все советские войска покинут территорию Ирана. При этом в рамках достигнутого компромисса во время визита А. Кавами в Москву и его переговоров с И. В. Сталиным, прошедших в начале апреля 1946 года, Тегеран дал согласие на создание совместного советско-иранского нефтяного консорциума, однако ни по каким другим вопросам он на уступки не пошел, хотя высказал формальное намерение урегулировать свои взаимоотношения с правительством Иранского Азербайджана.
Казалось, основные требования Демократической партии Иранского Азербайджана были учтены. Однако ее лидер С. Дж. Пишевари посчитал себя «брошенным на произвол судьбы», и, как показали дальнейшие события, не без основания. За день до полного вывода советских войск И. В. Сталин направил ему личное послание, в котором предельно откровенно писал: «Мне кажется, что Вы неправильно оцениваете сложившуюся обстановку как внутри Ирана, так и в международном разрезе. Конечно, Вы могли бы рассчитывать на успех в деле борьбы за революционные требования азербайджанского народа, если бы советские войска продолжали оставаться в Иране. Но мы не могли их оставлять дальше…, главным образом потому, что наличие советских войск в Иране подрывало основы нашей освободительной политики в Европе и Азии. Англичане и американцы говорили нам, что если советские войска могут оставаться в Иране, то почему английские войска не могут оставаться в Египте, Сирии, Индонезии, Греции, а также американские войска — в Китае, Исландии, в Дании. Поэтому мы решили вывести войска из Ирана и Китая, чтобы вырвать из рук англичан и американцев это оружие, развязать освободительное движение в колониях и тем сделать свою освободительную политику более обоснованной и эффективной»[25].
В начале мая 1946 года эвакуация советских войск была полностью завершена. Однако вскоре после их эвакуации иранское правительство де-факто торпедировало все договоренности с советской стороной, и в конце ноября того же года премьер-министр А. Кавама под предлогом новой выборной кампании в меджлис ввел во все провинции страны, включая два мятежных региона, правительственные войска. Москва вынуждена была ограничиться только «дружеским предупреждением» в адрес Тегерана, но после ввода правительственных войск в Иранский Азербайджан национально-демократическое движение в этой провинции, как и во всём Иранском Курдистане, было жестко подавлено. А летом 1947 года новый состав Иранского меджлиса, густо нашпигованный проамериканской публикой, ожидаемо отказался от ратификации советско-иранского «нефтяного соглашения». Разгневанная Москва на сей раз сделала ставку на иранских курдов, возглавляемых Мустафой Барзани, но в конце 1947 года их вооруженные отряды были разбиты и покинули Иран.
Как считают целый ряд историков (Н. И. Егорова, С. И. Баранов, Дж. П. Гасанлы[26]), последствия «иранского кризиса» далеко вышли за региональные рамки. Тогдашние события вокруг Ирана прямо повлияли на становление тех главных компонентов послевоенной системы международных отношений, которые составили основу всей политики «холодной войны» и особое «партнерство» Великобритании и США в борьбе против СССР и его политики в стратегически важных районах мира. Кроме того, они знаменовали отказ США от традиционного изоляционизма и переход к политике глобализма, выработку вашингтонскими ястребами стратегии «сдерживания коммунизма», вовлечение стран «третьего мира» в противоборство великих держав и т. д.
Между тем именно в разгар «иранского кризиса», 5 марта 1946 года, бывший британский премьер-министр Уинстон Черчилль, выступая в Вестминстерском колледже, произнес свою печально знаменитую «фултонскую речь», в которой прямо обвинил Москву в создании «железного занавеса», разделяющего мир на две части, и выступил с призывом всемерно укреплять «англосаксонское партнерство» США и Британии для противодействия коммунистической угрозе. В мире эта речь патриарха британской политики, которая на самом деле называлась «Мускулы мира», была воспринята как своеобразный манифест «холодной войны», начало которой стало крахом всех послевоенных иллюзий Москвы. Речь У. Черчилля получила широкий международный
