На таких богатырях,

На таких, как вы, бойцах.

Сколько звезд на небе золотых,

Столько в ротах коммунистов молодых!..

Он еще не успел закончить свое импровизированное выступление, как омладинец Джоко Потрк закричал из колонны:

— Товарищ комиссар, он же мое стихотворение читает, то, которое я написал сегодня утром и только тебе показал. Откуда он его узнал?

— А ну-ка, товарищ повар, признавайся, откуда ты знаешь этот стих? — обратился комиссар к увлекшемуся декламатору.

— Да кто-то мне его на ухо шептал.

— И кто бы это мог быть? — серьезно спросил комиссар. — Мы никого возле тебя не видели.

— И я не видел, только слышал, — все так же восторженно ответил Лиян.

— Да ты случайно сегодня не выпил? — подозрительно спросил комиссар.

— Если бы так! — искренне ответил бывший сторож. — Я уж три дня тоскую по Райке Сливич, по ракии значит.

— А все-таки вид у тебя такой, будто ты пьян.

— Да, я пьян! — пробурчал партизанский повар, задумчиво глядя куда-то в небо.

— Да от чего же тогда?

— Еще опрашиваешь от чего! Гости к нам идут, пролетарии. Вся Краина пьяна от радости, так неужели ж мне одному быть трезвым? Когда мы с Гаврилой сидели там, на холме, в охранении и слушали, как бьют их пулеметы, мне все казалось, что я нахожусь на великом пиру, какого еще не видели в этих краях.

— Смотрите-ка, как наш Лиян загорелся, будто омладинец! — одобрительно заметил комиссар. — И правда, сегодня все похоже на какое-то всенародное празднество, на пир, как сказал наш славный повар.

— Так точно, товарищ комиссар! — радостно воскликнул Лиян.

Но ротный поэт Джоко Потрк не дал ему продолжить. Он выбежал из колонны, встал рядом с поваром и начал декламировать:

Наши гости, наши сваты —

Пролетарские отряды.

Будет в Краине родной

Пир у вас идти горой…

— И ракия течь рекой! — перебил его Лиян и продолжал:

Было б хорошо и мне

Искупаться в той реке

И на Козаре-горе

Подремать потом в теньке.

— Да, ты-то можешь спокойно дремать себе в холодке на нашей Козаре, — заметил неулыбчивый командир роты, родом с Козары, — а вот врагов она встречает по-другому.

А фашист, ползучий гад,

Получил ногой под зад

И пустился без дороги

Уносить скорее ноги, —

как из пулемета выпалил Джоко Потрк, так что Лиян изумленно воскликнул:

— Эй-эй, стой! Это я хотел сказать, а ты меня опередил! Что такое сегодня творится, все друг у друга стихи крадут, я у тебя, ты у меня.

— Ничего удивительного, — улыбаясь ответил комиссар. — Идут к нам дорогие гости, вот весь народ и поет от радости.

— Верно, — согласился с ним партизанский связной, родом из Лики. — Мы у себя в Лике под горой Стражбеницей, когда услыхали о приближении пролетариев, чуть изменили одну нашу старую песню и теперь гостей встречаем такими словами:

Лика дорогая наша —

Полная златая чаша.

Реки здесь молочные,

Пироги, ватрушки сочные,

А личанки как поют —

Ноги сами в пляс идут!

— Что еще остается этому сожженному и разграбленному краю, — невесело проговорил хмурый комиссар. — Ничего не имея, он тебя хоть песней попотчует.

— Ничего, может, и жареный барашек найдется, — бросила пастушка Борка, весело сверкнув черными глазами. — Поглядите только на мое стадо, я его все это время по лесам прятала, чтобы врагу не досталось.

— Ну тогда ты тоже песню заслужила! — воскликнул Джоко Потрк и пропел:

Коло водит молодая Борка,

Рядом с нею пляшет черногорка,

К ним хорватка протянула руки,

А Вахида, гордость Баня-Луки,

Подает свой звонкий голосок:

— Старый дядька Лиян кривоног!

— Ну вот, на тебе! Пляшут коло в честь боевого братства и не нашли ничего лучшего, как петь про мои кривые ноги, — обиженно проворчал повар Лиян и, назидательно подняв палец, добавил:

Ноги кривы — не беда,

Я и с ними хоть куда.

Главное — не подведут,

От любого унесут.

— Насчет унесут это точно! — ехидно бросил кто-то из колонны.

Лиян с укором посмотрел на шутника и примирительным тоном сказал:

— А что, разве вы не помните, как нам недавно на концерте поэт Скендер Куленович читал свои стихи:

Если б, ноги быстрые, не вы,

Ни за что бы не сносить мне головы.

— Ого, смотрите, как у нашего повара растет культурный уровень, — удивился комиссар. — Молодежь, берите пример со старика!

— Вот именно, пусть берут пример, — с обидой в голосе проговорил Лиян. — А сейчас я бы, товарищ комиссар, сбегал вниз до речки Япры на мельницу. У меня там знакомый мельник есть, я бы у него попросил немного муки нашим омладинцам похлебку приправить.

Лиян потянул за уздцы свою кухонную клячу, знаменитого плута Шушлю, и направил его вниз по узкой тропке. На повороте Лиян еще раз оглянулся и крикнул пастушке:

— До свидания, моя хохотушка, увидимся еще на войне. Сдается мне, что ты скоро в наших рядах окажешься.

5

Цоко-чоко-цок, цоко-чоко-цок!

Трам-драм, трам-драм!

Такой двойной перестук-перезвон доносится со стороны неприметной тропинки, которая сквозь густой кустарник круто сбегает вниз к неширокой речушке Япре. Узкий проход между скалами, по которому течет Япра, с незапамятных времен зовется Ущельем легенд.

Почему именно Ущельем легенд?

Да потому, что любой местный житель знает хотя бы одну-две удивительные истории об этом ущелье. А уж какой-нибудь замшелый дед или усатая древняя бабка, ого! Те знают их полный мешок, да сверх того еще найдется парочка, когда нужно задобрить пастуха, чтобы тот получше присмотрел за рыжей коровой со сломанным рогом.

Так что ничего удивительного, что и этот странный перестук, раздававшийся из-за кустов, наводит на разные мысли.

«Что бы это могло быть? Может, опять здесь происходит что-то таинственное? Может быть, так начинается одна из тех легенд, от которых ледяной мороз дерет по коже и кажется, будто огромный страшный некто с глазищами, как мельничные жернова, тяжело дышит у тебя за спиной?..»

Цоко-чоко-цок! Трам-драм!

Но стоит заглянуть за кусты, что скрывают тропинку, и вы сразу с облегчением вздохнете. Потому что тут же узнаете двух необычных путников и мигом разгадаете загадку таинственного стука. «Цоко-чоко-цок» — это не кто иной, как знаменитый конь повара