— Разве это не так? — вырвалось у Синди.

— Нет. — Доктор встретила ее взгляд. — Если мы не умеем контролировать наши чувства, то это будет делать кто-то другой. И мы даже не заметим, как это происходит. Знать, что с тобой происходит — это часть умения держать себя под контролем. Ты приходишь сюда, чтобы разобраться в себе и стать сильнее. Моя задача помочь тебе. Если я не буду уверена, что у тебя все в порядке, я не могу допустить тебя к работе.

— Похоже на шантаж, — ехидно заметила Синди.

— Я предпочитаю называть это профессиональной этикой. Я работаю со многими твоими коллегами. Я не могу взять оружие и пойти с вами на операцию. Но я могу сделать так, чтобы вы были более спокойными и уверенными в себе. Еще чаю?

На пузатом фаянсовом чайнике сумасшедшие зайцы в теплых свитерах сплелись в клубок. Иногда казалось, что они обнимаются, иногда, что дерутся. В зависимости от настроения пациента.

Синди долго смотрела в окно, как если бы собиралась с мыслями, затем взяла чашку и дальше разговаривала с ней. Ей было легче говорить с неодушевленным предметом, чем с живым человеком напротив.

— Когда тот грабитель взял меня в прицел, я подумала, что вот и все. Не знаю, почему, но мне не было страшно. Нас хорошо тренируют до последнего момента просчитывать варианты, так что я была занята оценкой обстановки. Но когда Эрик уложил последнего грабителя, я растерялась.

— Почему?

— Я всегда сама себя защищаю.

— Разве это не было приятно?

— Это было… непривычно.

— Почему? У тебя же есть напарник.

— Виктор — это совсем другое. Он мне как друг, как старший брат. Мы работаем вместе много лет. С Виктором все просто: я прикрываю его, он прикрывает меня.

Когда Синди говорила о напарнике, ее голос звучал свободно. Она удобно устроилась в кресле, расслабилась. Психолог отметила в своем блокноте и это.

— Когда человек защищает тебя, что ты чувствуешь к нему?

— Обязанность ответить тем же, — ответила Синди после паузы.

— Тебе это неприятно? Почему?

— Потому что так возникают взаимные обязательства.

— И они тебя пугают, — заключила психолог. Синди снова сжалась в кресле, как будто готовилась к прыжку. Или ожидала удара. — Возможно, эти ситуации похожи. И там и там другой человек защищает тебя от опасности.

— Нет. — Синди покачала головой. — С Виктором мы на равных.

— Почему вы не на равных с Эриком?

— Он богат и знаменит, а я…

— А ты?

— У меня даже нет ни одного платья, — вспылила Синди. — Только брюки, майки и камуфляж.

— Ты считаешь это важно? — Психолог старалась оставаться серьезной.

— Ну, ему же наверняка нравятся модели с ногами там, губами, бюстом и прочими достижениями пластической хирургии.

— Откуда ты знаешь, что именно такие ему нравятся? — спросила психолог. Синди не ответила на вопрос. Она продолжила. — Ты судишь его по таблоидным стереотипам. Ты бы хотела, чтобы он также думал о тебе?

— С чего бы ему думать обо мне? — Синди закрылась за сложенными на груди руками. — Он даже не знает, кто я.

— Ты бы хотела, чтобы он узнал?

— Да… нет… не знаю. Может быть.

Доктор отложила в сторону блокнот и взяла чашку.

— Я полагаю, здесь мы имеем дело с классической ситуацией влюбленности в рыцаря в сверкающих доспехах. — На недоуменный взгляд Синди она пояснила. — С этим комплексом приходится иметь дело пожарным, полицейским, врачам, особенно хирургам после сложных операций. Они спасают человеку жизнь, тем самым провоцируя сильный эмоциональный ответ. Человек принимает свое чувство благодарности за влюбленность. В особо сложных случаях нужна серьезная психологическая помощь, чтобы справиться с такой ситуацией.

— Вы хотите сказать, что я влюбилась в Эрика как в пожарного? — хмыкнула Синди.

— Или он в тебя.

— Он не может в меня влюбится.

— Почему?

— Он меня не знает, — раздраженно ответила Синди, как будто доктор не понимала элементарных вещей.

— Так он влюбился не в тебя, а в тот образ защитницы, который ты ему показала.

— В огромных штанах, бейсболке и очках? Очень секси.

— Ты же не знаешь его предпочтений, — улыбнулась доктор. — Может быть, именно это его и заводит. Но если отставить шутки в сторону и представить, что у него к тебе появились чувства, ты бы ответила на них?

Где-то на улице раздался визг тормозов внезапно остановившейся машины. За ним последовали крики тех, кто только что избежал столкновения и теперь стремился выплеснуть адреналин.

— Мы думаем о вещах, которые могут пойти не так, — продолжила доктор, рассуждая сама с собой. — Другой человек может целиком погрузиться в работу. Или он влюбится в кого-то другого и бросит тебя. Или умрет, оставив незаживающую рану. И все равно, люди набираются смелости и вступают в отношения.

— Иногда у них нет выбора.

— Выбор есть всегда. Они выбирают возможную боль, а не безопасность. И они выбирают ответственность за себя и другого человека. Для кого-то этот груз приятен, для кого-то нет. Тогда люди сбрасывают груз с плеч и уходят, чтобы и в следующий раз избежать обязательств. Быть одному или одной, несомненно, проще. Быть с другим человеком — это работа, вы вкладываете силы, чувства. Не всякий готов к таким тратам. Есть люди, которые предпочитают потратить все на себя.

Синди встала с кресла и подошла к окну. Водители едва не столкнувшихся машин все еще кричали друг на друга. Машины прибывали к перекрестку, затор нарастал. Самые нетерпеливые жали на клаксоны.

— Я его не знаю. Я не могу ему доверять, — сказала Синди, повернувшись к доктору.

— Доверие для тебя очень важно?

— Да. Хотя моя мать доверяла людям. И куда это ее привело?

— Хочешь поговорить о матери?

— Только не сегодня. — Синди покачала головой.

— Почему?

— Потому что сегодня я иду на ее похороны.

Глава 6

В некоторых кругах считается неприличным проявлять свои чувства на публике. Представители таких кругов скучают на театральных премьерах, зевают на спортивных состязаниях и стоически выдерживают бормотание священника на похоронах. Основным критерием считается «прилично» или, упаси боже, «неприлично».

С этой точки зрения похороны Джеба Мерфи были идеальны. У рассыпанных по территории, как крошки для птиц, репортеров не было времени, чтобы опустить камеры и передохнуть: гости все прибывали и прибывали.

Семья Мерфи приглашала в церковь на церемонию прощания всех, а на кладбище просила остаться только близких друзей. Покойный Джеб Мерфи был так богат и влиятелен, что к нему и после смерти