мини-операцию. А так, когда постепенно пришел в себя, отходя от наркоза, то первым делом увидел склонившихся надо мной родителей. Принесли они и подарок – снятые отцом с себя часы «Омега». Провалялся я в госпитале где-то несколько недель. Несколько раз приходили меня навещать и делегации из школы. Наверное, их посылала дирекция, но почему-то это были только девочки.

Время лечит. И в прямом, и в переносном значении этого выражения. Вот и я вернулся домой и снова пошел в пока еще мало знакомую мне школу. И вновь ненадолго. Не знаю от чего (врачи в популярных сейчас медицинских телепередачах, конечно, объяснят), но у меня начался жуткий фурункулез – с десяток язв вокруг моей так еще и не зажившей раны. И опять отправился на Пехотную. В итоге почти все первое полугодие в школе я пропустил. Возникал даже вопрос – а не оставить ли меня на второй год? Но в конце концов все обошлось. Рана зажила, а учебу я кое-как наверстал. Хотя недавно как-то в разговоре с женой упоминал: что же эта за часть математики такая – тригонометрия? Ну никогда я не знал, чем отличается косинус от тангенса (сейчас, правда, когда они мне попадаются в кроссвордах, я с ними справляюсь).

Помимо потуг взяться за пропущенное усвоение школьных знаний, вернулся к старому – любимой игре в баскетбол. Вышел я на площадку с еще не до конца зажившей раной – бегал практически на одной ноге. Ну а когда после игры перетягивал бинтовку (она у меня была через пояс и по всему бедру и частенько в крови), некоторым коллегам было как-то не по себе. А затем, не знаю, откуда, ведь Интернета тогда еще не было, узнал, что МЭИС (Московский энергетический институт связи) набирает юношескую команду. Им это было необходимо, чтобы играть в высшей вузовской лиге. Собрал своих орлов по школьной команде, а я был в ней абсолютный лидер, и нас почти всех приняли, а меня избрали капитаном. Маме пришлось нашивать полосочку над цифрой 4, под которой я играл, обозначающую этот статус. Кстати, когда я, поступив в МГИМО, пришел на «смотры» в баскетбольную сборную института, то обрядился именно в эту майку. И последнее про баскетбол. Когда я уже перешел в десятый класс, из соседней школы – чемпиона Москвы в этом виде спорта – пришло приглашение перейти на учебу к ним, ну и, естественно, играть за их команду. Я, разумеется, воспринял это с энтузиазмом, но родители были непреклонны: хватит уже, наменялся школ.

Пришлось мне ходить, а точнее ездить в прежнюю. Дело в том, что отец по возвращении из Финляндии пошел на повышение по службе – был назначен заместителем начальника 1-го Главного управления КГБ СССР (внешняя разведка, нынешняя СВР). А посему получил новую, уже трехкомнатную квартиру на 3-й Фрунзенской улице. Весьма далековато это было от Проспекта Мира. Но, что поделаешь, родители решили, что коней на переправе, равно как и школы в выпускном классе, не меняют. Так что пришлось мне по два часа тратить на дорогу туда-обратно. Да еще приходилось раза три в неделю заезжать на Лубянку в клуб имени Феликса Дзержинского, где я дополнительно занимался английским языком с преподавательницей, служившей в системе отца.

Ну а так, что рассказать о десятом классе? Появился у нас новичок – Валера Штейнбах, с которым мы быстро подружились. Он внес в жизнь нашего класса определенное оживление – создал нечто вроде собственного артистическо-драматического кружка. Подобный существовал и раньше в рамках всей школы, руководила им учительница математики. Но мы были самостоятельны и в некотором роде конкуренты. Так, например, организовал Валера вечер, посвященный творчеству Маяковского. Я в нем принимал довольно активное участие: играл роль Победоносикова в пьесе «Баня» (с подложенной под гимнастерку подушкой для создания соответствующего живота, собственного тогда у меня и близко не было), а также читал стихотворение о советском паспорте: «Я волком бы выгрыз бюрократизм…»

Был у нас свой маленький, уже внеклассный кружок любителей поэзии. Чаще всего собирались на квартире Володи Ошанина (вроде бы родственника известного поэта Льва Ошанина), который и сам писал стихи (может быть, вирши, но тогда так не казалось), один из которых был посвящен и мне. В это же время Валера впервые познакомил меня с песнями Булата Окуджавы, горячим поклонником которого он был. Месяца не проходило, чтобы он не прибегал ко мне со словами: «Юра, слушай, вот новое произведение Булата!» Сам он зато недавно вспомнил, что я в свою очередь впервые приобщил его к творчеству Высоцкого. Примерно представляю, откуда это могло быть, но деталей не помню. Вот она – та самая избирательная память. Несколько позже родители Валеры переехали в квартиру на площадь, ныне носящую имя Юрия Гагарина. Располагалась она на другом берегу от нашей, но по метромосту (именно тому, где происходила финальная сцена популярного сериала «ТАСС уполномочен заявить») мы ходили на встречи друг с другом пешком. На сем, пожалуй, с этим разделом воспоминаний завершу и перейду к следующему.

Студенческие горы

1959 году я более или менее удачно завершил учебу в средней школе. Менее – поскольку, сдав все выпускные экзамены на «отлично», умудрился получить трояк по химии, что лишило меня потенциальной надежды получить серебряную медаль. Впрочем, мой друг Валерий Штейнбах вообще завалил ее. Сейчас нашей, давно уже почившей химичке, наверное, было бы неловко: что ж она так обошлась с в будущем весьма незаурядными учениками. Валера уже давно доктор наук и профессор, журналист и писатель (издал на сегодняшний день около пятидесяти книг), крупный издатель, опубликовавший и моего «Петуха» (а так хочется надеяться, что, если я осилю и этот опус, хотя вряд ли, то он издаст и его). Ну да ладно, вернемся к моей «матерной альме» (она же альма-матер).

МГИМО в те времена представлял собой весьма скромный по количеству учащихся ВУЗ, абсолютно не сравнимый с нынешним монстром. Было в нем всего два факультета: международных и международно-экономических отношений, на каждом курсе которых училось где-то около двухсот человек, включая иностранцев. Основной состав абитуриентов, а затем и студентов, составляла молодежь, прошедшая армию или производство. Школьников было меньшинство, а большую часть из них составляли выпускники спецшкол с языковым уклоном, в основном с английским языком. На факультете международных отношений было два отделения: западное и восточное. В последнее и попадали чаще всего бывшие «спецшкольники» – они уже вполне сносно владели одним языком и принимались осваивать всякие арабские, африканские, азиатские и прочие