Шрифт:
Закладка:
Дежурный дебильно улыбнулся, виновато пряча голову в плечи — мол, есть как есть.
Понятно.
За Сёмой уже пришли.
Батя.
Пельменю вспомнилось, как Малой ничуть не боялся ментов, но реально очковал своего батю. Теперь понятно почему.
Интересно что будет, когда батя Сёмы про тачку узнает? Ну так себе расклад, блин.
Хотя… про тачку он наверняка уже знал.
Следак пораскинул мозгами, побарабанил пальцами по столу и таки поднялся. Тяжело прерывисто вздохнул и вышел из кабинета. Видать фамилия Хренова сыграла решающую роль.
Пельмень прекрасно понимал, что даже в том времени, откуда он попал в своё новое тело, любые проблемы с ментами решались деньгами или связями. Ну а в 1991 ментов за людей в принципе не считали — особенно тех, кто в звании ниже полковника. И, соответственно, позволяли себя вести с ментами так, как вздумается.
Захлопнулась дверь, но даже из-за закрытой двери было слышно как истошно орёт батя Сёмы. Что говорил ему в ответ Вениамин Юрьевич — не расслышать. Но голос Слабодрыщенко не повышал.
Батю Малого кстати можно тоже понять.
Ну можно представить — только с бабой в ресторан пошёл и вместо того чтобы ее трахать, вынужден торчать в ментовке, куда запрятали непутевого сына.
Увы, самого Пельменя это все касалось мало, хотя… из обвинения пропадёт сговор, уже легче.
Крики постепенно стихли.
И судя по тому, что старый майор так и не подал голосу, яйца у Слабодрыщенко остались на месте — видать Сёму следак отпустил. Так и не успев на допросе расколоть.
А потом дверь открылась.
Саня решил, что это майор вернулся и допрос продолжится. Однако из дверного проема раздался знакомый голос.
— Веня, что ж ты даже по большому сходить спокойно не даёшь, что за ор на весь участок стоит?
Глава 3
«В синем небе Cолнyшко лyчики на землю шлёт,
А за стенами сyда следователь дело шьёт.
Комy? Да никомy. Мальчyганy одномy.
Комy? Да никомy. Мальчyганy одномy»,
Угадай мелодию, блин.
Я угадаю с трёх нот, а я с двух.
Не хватает Валдиса Пельша для полноты картины.
Ну а Пельмень угадал с одной.
На пороге появился его старый знакомый — опер Казанова, которого Саня узнал незамедлительно.
По голосу.
— Опаньки! — оперок как будто бы удивленно уставился на Саню и защёлкал пальцами, делая вид, что припоминает имя или фамилию пацана, но все он сука помнил итак, козел вонючий. В этом Саня был убеждён на все сто. Довольный вон какой, улыбается при виде пацана в наручниках. Ментовское пророчество прям сбывалось.
— Здрасьте, только я не Веня, если что, — ответил раздраженно наш герой.
— Пельмененко, точно! — подмигнул мент, вдруг разом обретя память. — Явился не запылился, значит, пацан? Мозги на место встали? А я ведь тебе говорил.
— Если вы думаете, что я к вам пришёл кого-то сдавать или стучать — хрен вы уважаемый мент угадали. Просто меня тут ваш коллега майор Слабодрыщенко по беспределу решил закрыть и статью шьёт.
— Вон оно чего, — расплылся в улыбке опер.
Зашёл внутрь.
Оказалось, что рабочий кабинет Казановы располагался в этой же комнатушке размером в десять квадратов, только за соседним столом (собственно стола здесь было всего два). И весь его «отдел» (вспомнить бы ещё как он представился и из какого отдела), которым мент так кичился, на самом деле помещался за убогим столиком советского производства. Сам стол правда был не в пример убраннее, чем рабочее место Вениамина Юрьевича с его жуткой пепельницей, тарелкой недоеденных вареников и кружкой перелитого чая, но в целом — те же стопки-башенки папок-документов, рабочий телефон, стеклянный стаканчик с карандашами и ручками в нем, а ещё небольшой приёмник.
Казанова своей крадущейся походкой подошёл к столу, врубил приёмник в сеть и из динамиков тотчас донеслачь знакомая мелодия Игоря Саруханова:
А по-над водою
Туман расстилается,
Стынет авто.
Снова в дальний путь
С утра собирается
Цирк шапито.
Казанова закачал головой в такт ритму, мелодия менту явно пришлась по душе. Взял стаканчик и вытряхнул из него ручки и карандаши. Ливанул в стакан из графина с отстоянной водой, бросил подогреватель и сыпанул на дно щепотку чая из целлофанового пакета, оказавшегося в одном из выдвижных ящиков.
Сане чая оперок не предложил. Зажал. Козлина, что и требовалось доказать.
Скрип колеса,
Лужи и грязь дорог.
Скрип колеса,
Лужи и грязь дорог.
— Пельмененко, вот ты молодой и в музыке наверняка разбираешься, скажи мне, хера он там поёт? Скрип колеса или скрипка лиса?
— Без понятия, — ответил Саня, не испытывая особого желания развязывать диалог. Тем более обсуждать отечественную попсу в общем и Игоря Саруханова в частности.
— Ясно, — вздохнул оперок. — А дочка мне говорит, что правильно — скрипка лиса. Ну да ладно. У тебя другие проблемы сейчас, а я тебе попсой мозги сушу.
Мент подошёл к столу следака, взял листок с протоколом допроса майора Слабодрыщенко, заскользил по нему глазами. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять что к чему и разобраться в ситуации.
— У-у… у нас тут уголовочка наклевывается, — протянул он. — Все по серьёзке.
Продолжил чтение, добравшись до показаний Сани. Начал читать их.
Пельмень с невозмутимым выражением лица наблюдал за тем, как кончики губ оперка медленно расплылись в улыбке. Хотелось его самую малость обломать и сделать так, чтобы хорошее настроение у мента улетучилось.
— У вас, товарищ мент, чай закипает, — буркнул Саня.
Оперок оглянулся.
— Блин!
Зачитавшись допрос, Казанова действительно пропустил момент, когда кипятильник вскипятил воду. И когда подбежал к розетке, дабы выдернуть штекер кипятильника — вода начала неистово кипеть и булькать, задорно переливаясь через край граненого стакана, аккурат на какие-то документы в бумажных папках.
— Ну вот какого лешего! — возмутится он собственной неаккуратности.
Казанове пришлось убрать документы, теперь залитые чаем, но из за того, что места в этом скворечнике имелось крайне мало, пришлось их тупо бросить на пол. Те же, что промокли сильнее, оперок положил на батарею. Правда на дворе как бы было лето и отопление не работало.
Мент оперся о стол, скрестил ноги, отхлебнул чай с сюканьем.
— Сочувствую, кстати, обычно Веня все до конца доводит, он у нас дотошный следак и имеет один из самых высоких показателей раскрываемости, — сказал он с невозмутимым и отрешенным выражением лица.
Хотелось
