Шрифт:
Закладка:
Учитывая постоянно расширяющуюся сферу деятельности “Круга” и сопровождающие этот процесс риски, предложение всерьез заинтересовало Римуса. Всякий раз при вывозе партии виски возникала вероятность, что какой-нибудь честный инспектор Бюро по запрету вдруг обнаружит, что его подчиненные торгуют разрешениями. Чтобы снизить вероятность этого, Римус раздобыл (за смешные $1,48) резиновую печать-факсимиле с подписью директора местного офиса Бюро по запрету, которая позволяла обойти стандартную процедуру одобрения. Но масштабные подделки документов определенно создавали серьезную угрозу. Покупка подлинных разрешений напрямую у федерального правительства, как предлагал Золин, упростила бы процесс и свела опасность к минимуму.
В назначенный день Римус и Золин появились в лобби отеля “Командор” на Манхэттене. Они сели за столик, скрытый за фалангой белых мраморных колонн и каскадами папоротников. Римус наблюдал, как через вращающиеся двери вошел мужчина и направился к ним. Странный тип, коренастый и приземистый, с багровым лицом и криво подстриженными щетинистыми усами. Оправа темных очков оставила вмятины на его пухлых щеках. Одет он был подчеркнуто монохромно: шляпа, галстук, твидовый костюм, носовой платок и шелковые носки одного и того же нейтрального оттенка. Одиноким цветовым пятном сиял перстень с бриллиантами и рубином.
Представив их друг другу (“Джордж Римус, знакомьтесь, это Джесс Смит”), Золин удалился. Журчание фонтана рядом заглушало слова собеседников.
Смит заговорил первым, при каждом слове изо рта у него вылетали капельки слюны. Да, он слышал, что Римус “довольно крупный предприниматель” в индустрии виски. За “некоторое вознаграждение” он может обеспечить Римуса разрешениями, необходимыми для вывоза со складов всего спиртного, произведенного до запрета. На этих разрешениях будут стоять подписи столичных чиновников из Бюро по запрету, которое подчиняется непосредственно Министерству юстиции, – дополнительные гарантии на случай, если Римус столкнется с особо подозрительными начальниками на местах. Как они оба знают, каждое разрешение позволяет вывозить один ящик, содержащий три галлона[8] спиртного. Какую долю может предложить ему Римус?
Римус уже все обдумал. За каждое разрешение он готов платить Смиту от полутора до двух с половиной долларов – различия в оплате, пояснил он, зависят от размера партии. Первое разрешение – для Центральной фармацевтической компании в Нью-Йорке, которой Римус уже владеет, и для “Винокурни Флейшман” в Цинциннати, которую он твердо намерен купить.
Урегулировав этот вопрос, собеседники перешли к следующему. Смит предложил воспользоваться его политическими связями – в частности, его близкими отношениями с генеральным прокурором Догерти, чтобы прикрыть Римуса от проблем с законом. Если вдруг возникнут “разборки” и Римуса привлекут к ответственности за бутлегерство, Смит обещает, что обвинения не будут вынесены. А если по какой-либо необъяснимой причине Римуса все же обвинят, Смит вызовет “бога из машины” в виде помилования от Догерти. За эту услугу Смит хотел бы получить для начала пятьдесят тысяч. Римус, не колеблясь, сунул руку в карман и извлек пятьдесят тысяч долларов – банкнотами по тысяче.
Они пожали руки, договорившись вскоре встретиться вновь.
* * *
Дальше по коридору от рабочего стола Джесса Смита, в кабинете номер 501 здания Министерства юстиции, сидела Мейбл Уокер Виллебрандт, помощник генерального прокурора Соединенных Штатов и самая влиятельная женщина в стране. Всего девятью месяцами ранее ей вместе с остальными взрослыми гражданками страны было даровано право голоса. Ей исполнилось тридцать два года, пять лет назад получила диплом юриста и пока довела до суда одно-единственное уголовное дело. Вскоре ситуация изменится, поскольку она была назначена ответственной за все дела, имеющие отношение к исполнению сухого закона, в том числе за установление личностей главных бутлегеров и привлечение их к ответственности.
Как и Римус, Виллебрандт всегда осознавала, что предназначена для великих подвигов и славы. Тоска и депрессия годами преследовали ее, и прыжок в неведомое был единственным средством исцеления. “Всю жизнь, – писала она, – я испытывала необъяснимое чувство, с которым часто боролась, будто нечто постоянно напоминает мне: «Ты избрана, чтобы в критический момент стать орудием Господа». Это может предвещать опасность или бесчестье или причинить мне страшные душевные муки, но я не в силах избежать своей судьбы”.
Телефонный звонок бывшего преподавателя привел ее на этот новый и захватывающий путь. Есть место в федеральном учреждении, сообщил он, Аннет Эбботт Адамс, помощник генерального прокурора в течение второго президентского срока Вудро Вильсона, подала в отставку, и республиканцы, жаждущие заслужить расположение победивших суфражисток, хотят, чтобы ее на этом посту заменила женщина. Вскоре после звонка пришла телеграмма от генерального прокурора Догерти с предложением срочно явиться в Вашингтон для встречи с президентом Гардингом.
Впервые в жизни Виллебрандт засомневалась.
У нее определенно был подходящий характер для такой работы. Родившаяся в глухой дыре где-то на равнинах Канзаса, Виллебрандт росла в ту пору, когда звезда американского фронтира клонилась к закату; время и место требовали от женщин той же стойкости, что и от мужчин, и наказывали их с равной суровостью, если те не справлялись. Ее домом была палатка девять на двенадцать футов, которую ставили и сворачивали на равнинах Канзаса, Миссури и Оклахомы; ее родители спасались от природных катастроф и предавались бесплодным мечтам. Одно из ее ранних воспоминаний – как поток воды врывается в их палатку, мать переворачивает кухонный стол и превращает его в плот, пока вода не отступает.
Ее родители, потомки немецких первопроходцев, неустанно работали над формированием ее характера. Однажды, когда девочке было семь лет, отец обругал ее за то, что “ведет себя как ребенок”, и этот упрек она приняла как комплимент. “Он, должно быть, считает меня старше, лучше, думает, я способна на большее, чем ребенок! Какого семилетку не вдохновит и не подбодрит такое!” Когда она куснула за ухо их котенка, отец в ответ укусил за ухо ее саму. Она разработала четкую философию, которой следовала до конца дней: “Смотри выше и дальше текущей задачи”. Прежде чем доить корову на ферме в Канзасе, она всегда устраивалась так, чтобы во время работы смотреть на закат. “У жизни не много любимчиков”, – говаривала она и определенно не считала себя одним из них.
В тринадцать лет Мейбл пошла в школу и принялась впитывать разнообразные знания, анализируя каждый факт, попадавший в поле внимания. После того как Мейбл поставила под сомнение доктрину непорочного зачатия, из школы она была тут же исключена. Начав собственную преподавательскую карьеру в 1908 году, она составила резюме, заявлявшее о поистине немыслимом диапазоне эрудиции: английский язык, английская литература, писательское мастерство на английском, грамматика, ораторское искусство, каллиграфия, американская история, современная история,
