— Ей, шайтана! Чего плачешь? Шайтана не уметь плакать! — великан опустил лук, подошёл ко мне и присел рядом. — Не надо плакать… Мбека в детстве, тоже все обижать. Мбек плакать… — он взял подол своего завязанного на поясе халата и вытер им мои слёзы. Задумавшись о чём-то своём, он продолжил. — Ну-ну! Не переживай, Комар! Мбек всё понимает. И тебя в обиду не даст! Ты же точно, не шайтан? — быстро взяв мою руку, он трижды в неё плюнул и нарисовал какую-то странную фигуру.

— Вот видишь, — ты не шайтана. Не загорелась рука… Да и шайтан, не бывает таким грязным и вонючим… — он непроизвольно поморщился и закашлялся. — Умер бы он, лишь от одного твоего запаха! У нас только шаман так воняет! И то, чтобы злых духов отгонять. Так что я тебе верю… — я на него посмотрел и улыбнулся. Видно, что человек неплохой. И уж больно глаза у него грустные были.

— Комар! Слушай! А хочешь быть моим приёмным сыном? У меня вот, нету сына… — он тяжело вздохнул. Ещё месяц назад был, — но теперь нет… А я так хотел его из лука научить стрелять… Я ведь потомственный охотник. Был… А у меня и лук есть, как раз для тебя, маленький. И одёжка. Пусть и великовата немного, но когда подрастёшь, — в самый раз будет. Ты же подрастёшь, порадуешь Мбека? — Я снова посмотрел в его умоляющее согласится, сильно сузившиеся от нахлынувших воспоминаний, глаза. — Послушай, Комар, Мбек добрый. И у меня тут хорошо, кушать всегда есть! А ты потом расскажешь, если захочешь, где говорить научился. То что не у медведей, это и так понятно. А пока, — молчок! Я тебя нашему языку быстро научу, или ты его тоже знаешь?

И местный повар начал нести какую-то, совершенно не знакомую мне белиберду. От непонятных слов у меня чуть не взорвался детский мозг. И я быстро закачал головой.

— Так что, по рукам? Или тебя обратно в лес отвести, к медведям? — он пристально посмотрел в мои глаза. — Ты пойми. Я о медведях не шучу. У нас тут брат, народ суровый. Узнают что ты местный, рабом уйдёшь, или на корм боевым псам отправят. Такие мелкие здесь не нужны. Но могут и в калчуки забрать. Но лучше уж, на корм… Так что думай…

И он протянул мне, свою огромную лапищу.

— Только уговор. Слушаться меня во всём. Свой родной язык, — пока забудь. Иначе и мне перепадёт. А если вдруг уйти захочешь, то скажи. Чтобы я не переживал. Мы теперь Комар, — не чужие… — идти назад в берлогу, мне ясен пень, совсем не хотелось. Да я каждую секунду, только и мечтал, как бы от туда выбраться. И это я Вам, про диких пчёл ещё не рассказывал… А мужик этот, видимо и вправду, дядька нормальный. И условия его, меня более чем устраивали. Во всяком случае, получше моего горе-отца будет. Да и смыться можно в любой момент. Как только до цивилизации хоть какой доберёмся, сразу будем делать ноги. Или раньше…

Не долго думая, я кладу свою детскую ладонь в его огромную, сильную руку.

Обрадовавшись такому неожиданному повороту, мой новый папаша метнулся в шатёр и вынес мне одёжку. Причём, почти моего размера! Да там, даже сапожки, как на меня были сшиты!

— Вах-вах! Комар! — Что-то заговорился я с тобой! А ужин-то, — не готов! Ахмет из меня, сам ужин сделает… — Эй, петух недорезанный! Давай быстро лети и принеси мне хоть зайца, что ли! — махнул он своей клешнёй на огромного орла.

— Мбек, — подергал я его за халат. — А рыба на ужин, пойдёт?

— Рыба? — удивился мужик. — Пойдёт, то она пойдёт… Но где же её взять-то сколько!

— Не переживай, я сейчас принесу. Вот только суму дай побольше и птицу твою я с собой прихвачу. Можно? Отец… — шокированный повар, снова порылся в шатре и вытащил мешок.

— Такой подойдёт? — взяв данное, киваю. И вытащив стрелу Мбека из шкуры медвежонка, подхожу к орлу и пристально смотрю тому в глаза. Таким тягучим, всепоглощающим взглядом, смотрела моя мать-волчица на всех нас. И мы сразу понимали, что нужно слушаться. Причём, беспрекословно. Орел взлетев и сделав небольшой круг, подхватывает своими когтистыми лапами древко стрелы, крепко сжатое в моих детских руках. И на глазах окончательно потрясённого повара, мы снова подымаемся ввысь…

***

Вот вы скажите, сказки. Не может такого быть! Но я и сам в это почти не верю. И лишь с высоты птичьего полёта, обалдеваю от своей детской самоуверенности. Ну и ладно. Это точно не страшнее, чем за проклятыми орехами лазить! Интересно… А где же эта охотничья сторожка, с моим родным отцом. Что-то не видно её нигде…

А вот и речка. Я рывком на себя даю пернатому понять, что пора снижаться. Наклонами стрелы влево-вправо, кое как вырулюю на берег. Приземлившись, снимаю мою новую одёжку и прихватив стрелу, тут же ныряю под водную гладь. А рыбы здесь, всё так же, видимо-невидимо! И она меня совершенно не боится. В отличии от огромного, косолапого зверя, часто любившего полакомиться в здешних водах. Выбираю рыбу покрупнее. Тычок. Есть! Кое как вытаскиваю ещё дёргающуюся тушу, размером с меня на берег. Кладу в мешок и снова в воду. Рыбёшка поменьше, заинтересованно подплывает почти вплотную. Резкий выпад. И свежая добыча снова отправляется в бездонную суму…

***

— Давай птиц, ты справишься! Только меня не забудь потом забрать, договорились? — птица ничего не ответив, взмахнула своими широченными крыльями и с трудом оторвав мой улов от земли, всё же летит в сторону стойбища. Я же, нарвав травы и полностью натерев себя илом с песком, пытаюсь кое-как соскоблить въевшеюся за эти два года грязь, смывая получившуюся гремучую смесь в реке. Повторив процедуру пару раз и просохнув на теплом ветру, я снова одел на удивление ладно скроенную льняную одёжку с кожаным ремешком, и отлично сделанными сапожками с острыми носками. Всё натуральное, явно сшитое вручную, без этикеток с размерами и машинного шва. И впервые за столько времени, я вдруг почувствовал себя человеком…

«Что же мне делать дальше? У меня была стрела с металлическим, на удивление острым наконечником. Неплохая одёжка, и почти ручной орёл. Который, как я надеялся, всё же вернётся за мелким человечком. Может, всё же полетать по округе, да поискать ту охотничью сторожку? В надежде что это чучело, всё ещё туда заглядывает. Или найти ту деревню, где я появился на свет. А там,