На странице, помимо уже знакомой мне непонятной письменности в стиле «палка-палка-куча точек», были помещены две иллюстрации. На первой в тело лежащей на постели девушки залетало какое-то непонятное облачко. На второй эту самую девушку замуровывали живьём в крохотной каменной комнатке без окон и дверей.

«Ах ты ж рожа лекарская! — возмущённо подумала я, когда до меня дошёл смысл изображённого. — Одному тебе, значит, помирать не захотелось, и ты решил меня за компанию прихватить?»

Чатьен Васт всё ещё стоял ко мне достаточно близко, чтобы я смогла пусть и несильно, но ударить его кулаком по руке. Мужчина никак не отреагировал на этот жест. Ещё бы, удар этой хилой ручки был для него, как для слона дробина!

Мне очень сильно хотелось накричать на этого замшелого докторишку, но теперь, зная, чем мне грозит разоблачение, я сдержалась, опасаясь, что мои вопли на непонятном языке может кто-то услышать.

— Я очень надеюсь, что у тебя есть какой-то план, — тихо-тихо, на грани слышимости зло проговорила я, хотя и осознавала, что собеседник ни слова не поймёт из сказанного.

Чатьен Васт обречённо вздохнул и коснулся указательным и средним пальцами шеи над ключицами — просьба замолчать. Я недовольно поджала губы и сложила руки на животе: если я планировала выжить, придётся подчиниться. Потому что без этого засранца моя новообретённая жизнь закончится очень быстро и, судя по картинке в книге, крайне неприятным — можно даже сказать очень мучительным, — способом.

Мужчина некоторое время пристально смотрел мне в лицо. Затем нагнулся и накрыл мои руки своей рукой, слегка сжимая пальцы — в светло-карих глазах при этом отражалась твёрдая решимость идти до конца. Криво усмехнувшись, я перевернула ладонь, отвечая на пожатие. Что ж, у Вселенной, определённо, отвратительное чувство юмора. Всю свою сознательную жизнь я мечтала быть кем-то другим: принцессой, восточной красавицей, воином клана заклинателей. Теперь моё желание исполнилось. И мне предстояло приложить максимум усилий, чтобы это чудо не вышло мне боком.

03. Тяжело в учении

Процесс того, как мы с Чатьеном Вастом пытались сделать из меня достойного члена здешнего общества, достоин анналов истории. Ну, или пособия по средневековым пыткам.

Перво-наперво необходимо было обучить меня языку, причём так, чтобы при разговоре я ничем не выдала, что данный язык не является моим родным. Мой надзиратель, он же лечащий врач подошёл к этой задаче со всей обстоятельностью. Большую часть дня, незанятую лечением и попытками восстановить атрофировавшиеся мышцы, мы с моей личной Немезидой проводили в неком ментальном пространстве. Чатьен Васт при помощи своих «сияющих ручек» проникал в мою голову и создавал там что-то вроде классной комнаты. Это было небольшое помещение с абсолютно голыми стенами, окрашенными бледно-жёлтым цветом. Из мебели здесь был только маленький круглый столик, стоявший точно посередине, а рядом с ним — две низкие табуретки на трёх ножках. Мы садились на эти табуретки, и мужчина создавал над столешницей различные предметы, вслух проговаривая их название, а я повторяла за ним, точно попугай. Но существительные это, как говорится, только полбеды. Вот когда мы перешли к глаголам и прилагательным… Вот тут начался сущий ад. Потому что, да, как и в русском языке, прилагательные у них склоняются. И глаголы тоже. И мой крохотный мозг при всём желании не мог запомнить такой объём информации. Радовало только одно: гости ко мне больше не приходили. Правда я пока так и не придумала способ спросить у своего сообщника, почему.

Также возникала определённая сложность в трактовке того, что именно Чатьен Васт мне показывал. С существительными всё было просто, вот предмет — вот слово, которое его обозначает. Это же правило работало в отношении большинства качественных прилагательных вроде тех, что обозначают цвет, форму или размер. А дальше начинались проблемы. Вот показывает мне Чатьен Васт человека с выражением злости на лице. Какое слово он пытается объяснить? Злой? Рассерженный? Недовольный? Опасный? Плохой? Или что-то ещё? Понять было решительно невозможно, поэтому приходилось принимать на веру: человек с таким выражением лица обозначается так (хорошо хоть сама форма слова указывала на то, что передо мной: существительное, прилагательное, глагол или местоимение).

Помимо сложностей в освоении языка, появился также ряд проблем психологического свойства. Придя немного в себя и отойдя от первого шока, я наотрез отказалась ходить в местный аналог утки и позволять лекарю себя мыть. Однако физически обслуживать себя я была пока не в состоянии. Вернее, не так: я была не в состоянии дойти до нужного помещения. Руки, к счастью, с каждым днём работали всё лучше и лучше, ела я уже сама, да и с водными процедурами могла справиться самостоятельно. Чатьен Васт относился к моей внезапно пробудившейся стеснительности с неожиданным пониманием (хотя, возможно, причиной его молчаливого принятия моих капризов было то, что он пока был не в состоянии донести своё мнение с тем количеством слов, которое мне было уже известно, а сотрясать воздух понапрасну он считал неприемлемым). По первой моей просьбе лекарь брал меня на руки и относил в нужное помещение, благо, и ванная, и туалет находились на этом же этаже. Туалет, к слову, был как раз такой, какие я ненавижу: деревянный короб с дыркой, под которой стояло ведро — этакий продвинутый вариант сельского сортира. Ванная, впрочем, тоже не отличалась изысками: обычная каморка, посреди которой стояла глубокая бадья, а на стене висело несколько больших отрезов хлопковой ткани, служившей эквивалентом полотенца. Так что для того, чтобы помыться, кто-то сначала должен был подогреть воду и наполнить ею бадью. Со слов Чатьена Васта я знала, что в доме есть слуги, которые выполняют всю грязную работу, но привлекать их к моему обслуживанию было опасно: время от времени я забывалась и могла сказать что-то на своём родном языке. Да и мимика и жесты у меня максимально не соответствовали статусу Сиреневой госпожи поместья Лундун.

К слову о статусе. Из разрозненных картинок, показанных лекарем, я узнала, что являюсь дочерью бэкхрана поместья Лундун (как я поняла, это что-то вроде лорда в Средневековой Европе, у которого, помимо обширного земельного владения, есть личная армия, он может свободно принимать законы и вершить суд на своей территории, но при этом его владения являются частью единого государства) и его супруги Тэят. Так что, как говорится, сбылась мечта идиота: я-таки стала, пусть и с некоторой натяжкой,