Шрифт:
Закладка:
— Смотрю и восхищаюсь. У нас в Минске тоже мраморные плиты кладут. Но не так тщательно как здесь. Молодцы!
— Документы!
Протянул ему студенческий билет, не доставая паспорт. В паспорте всё же деньги лежат, зачем дразнить?
— В самом деле — из Минска, — промычал лейтенант. Место козырное, здесь вместо сержантов офицеры попадаются. — Вот что, студент. Иди-ка ты отсюда. Что-то подозрительно ковыряешь напротив самого Кремля. Могут заинтересоваться люди в штатском из другой организации. Смекаешь?
— Так точно, товарищ лейтенант. Я сам в милицию распределён. В минскую.
— Вот и езжай в свой Минск. Давай-давай!
Он огласил приговор. «Свой Минск». А какие варианты, если путь в прежнюю жизнь закрыт?
Егор! «Хонду» не поцарапай, ладно? И маму береги.
Бросив ещё один пятак, Егор ехал на эскалаторе в недра Москвы, вдруг ставшей чужим городом, отторгающим пришельца, её заменит «свой» Минск. И внезапно почувствовал, что не очень-то сильно грустит из-за облома. Сердце успокоилось и стучало в обычном ритме.
Ведь жизнь обрела смысл! Впервые за двадцать один с половиной год. Как минимум, ему нужно научиться выживать, приспособиться.
Он постарался найти плюсы в своём положении. В первую очередь, это послезнание о четырёх десятках лет советской и постсоветской истории. Какое оно обеспечивает преимущество?
Если честно, то нулевое.
Егор знал, что Горбачёв будет самым неудачным руководителем Союза за все годы существования СССР и приложит идиотские усилия для его сохранения, тем самым ускорив крах, в результате чего «нерушимый» развалится в девяносто первом. Что это даёт? Нежно проникнуть в Политбюро и подсказать Брежневу: выкинь ты этого вундеркинда с его Раисой Максимовной на Чукотку, или он разрушит всё, что ты строил после Хрущёва… Трижды не получится: раз — не проникнуть, два — не поверят, три — отправят в палату с мягкими стенками.
Что ещё? Война в Афганистане едва разгорается. Не помнил всех подробностей, знал точно одно — где-то через десять лет после «ввода ограниченного контингента» Горбачёв будет вынужден убрать оттуда армию, потерпев поражение. Потом точно также и не солоно хлебавши уведёт войска Байден. Предупредить? Но тогда светит не распределение в милицию, а распределение в тюрьму за распространение клеветы, порочащей социалистический строй и Советскую армию, свято исполняющую интернациональный долг.
Хотелось бы предотвратить взрыв на Чернобыльской АЭС. ОК, сообщит, но кому поверят принимающие решения в ядерной энергетике — учёным с мировым именем, тщательно спланировавшим эксперимент, или анонимному прогнозу от неизвестного «прорицателя»?
Хреново, что Егор помнил историю фрагментарно. Школьную забыл. Вузовскую — лишь по истории государства и права. Горбачёвскую антиалкогольную компанию знал по Постановлению об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, кажется, примерно так оно называлось. Но до полусухой эпохи ещё несколько лет!
Выручало в какой-то мере, что Егор прочитал, пусть — не слишком внимательно, несколько книжек по истории милиции. Хоть как-то ориентировался, где ему придётся служить.
Вот выпускники школ МВД подготовлены более конкретно. Они — стопроцентные менты уже на момент вступления в должность.
Он понадеялся, что на фоне других неучей из гражданских вузов не будет сильно выделяться.
Короче, никаких преимуществ у него нет. Одни минусы — меньшая приспособленность к этой среде. Неизбежные и труднообъяснимые «провалы в памяти», потому что совершенно не знал жизни предшественника в теле Егора Евстигнеева.
Всё. Отрезано.
Он сжал кулаки, пока ногти не впились в кожу. Сказал себе: отныне — в моём теле. А не какого-то предшественника. Егор 1960 года рождения из Речицы — это я. Иначе докачусь до раздвоения личности.
В реальности же он докатился до Белорусской и вернулся в зал ожидания, где на втором этаже обнаружил студенческую компанию в сборе. Мюллер обгавкала беглеца, ругая за отсутствие.
Он подошёл к ней вплотную и взял за руки.
— Мария Сергеевна! Спасибо вам. Вы очень внимательная и заботливая. Не только по работе в комсомоле. Вы по натуре такая — не можете относится к обязанности наплевательски. Чесслово, я ценю.
У неё челюсть отпала. Стал виден тонкий отпечаток красной помады на зубах.
— Егор? Ты подкалываешь?
— Зачем? Все вас уважают. И Мюллером пацаны дразнят вас по-свойски, с любовью. Была бы на вашем месте вредная грымза, обращались бы только по имени-отчеству и как можно реже. Я вам правду говорю, ребята чот стесняются. Вы же не в обиде, фройлян?
Она его обняла! Растрогалась. Доброе слово и комсомольскому работнику приятно.
— Какие вы все хорошие! А давайте по пивку? Не здесь, конечно. Когда сядем в вагон.
Никто не возражал.
Парни и Мюллер скинулись по 74 копейки, две бутылки каждому, Егор поддержал. Даже Саня, сначала попросивший в долг, вытащил мятый рубль и отсчитал себе мелочью из общей кучи сдачу 26 копеек. Варя и другие девушки заказали по одной.
— Роскошествуем! — проворчал кто-то. — Студентам полагается наливать пиво в трёхлитровую банку. А так с 37 копеек даже если бутылку сдать за 12, выходит 25 копеек за поллитра. В ларьке за двадцать набулькают.
— И нае...ут на отстое пены, — добродушным матом ответила Марьсергевна. — Плавали, знаем. Уймись, крохобор. У нас праздничное путешествие в Москву, дорога и завтраки оплачены комсомолом. Что ты ноешь?
Егор же прислушивался к цифрам. 25 копеек, 37 копеек, какая, казалось бы, разница? Привык, что всё меньшее ста рублей считается мелочью. Поездка в московском метро стоит 60 рублей, за отдельную поездку выходит меньше только при покупке единого. Здесь — 5 копеек. В 1200 раз дешевле. Нет, не дешевле, столько же, просто 5 копеек имеют ту же покупательную способность на транспорте, что и 60 рублей 2022 года. Студенческая стипендия начинается с 40 рублей, если правильно расслышал. Повышенная у Евстигнеева-отличника, но всё равно — гроши. И на них надо жить.
Поддерживают ли родители?
Отца-бизнесмена у речицкого парня быть не может. Бизнесмены в СССР есть только на Кавказе, и то их иногда сажают. Так что, в самом оптимистичном случае, они обычные рабочие или служащие, у которых не густо. Значит, придётся как-то дотянуть до зарплаты мента. Коль получит звёздочки, она должна капать чуть обильнее, чем ординарному штатскому.
Родители, правда, создадут новую проблему. Уж они-то точно учуют, что сына словно подменили.
— Егор! Ты последнее время какой-то задумчивый, — одёрнул его Саня. — Идём за пивом?
— Варя, проследи за мальчиками, — вставила Мюллер. — Чтоб не начали употреблять до поезда. Мне только с вокзальной милицией неприятностей не хватает.
Не понятно, отчего она волновалась. На