Шрифт:
Закладка:
ЕСЛИ В ЖИЛАХ ЭНЦО ФЕРРАРИ И ТЕКЛА БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ, ТО ЛИБО ОН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЛ, ЛИБО ПРЕДПОЧЕЛ СКРЫТЬ ЕЕ НАЛИЧИЕ ЗАГАДОЧНЫМ И СОВЕРШЕННО НЕСВОЙСТВЕННЫМ СЕБЕ СКРОМНЫМ МАНЕРОМ.
Прежде чем открыть собственный бизнес, Альфредо Феррари обучался ремеслу металлообработки и на протяжении ряда лет трудился старшим техническим руководителем в литейной Рицци в Модене. Его академическое прошлое неизвестно, но он был достаточно искушен и опытен, чтобы учителя, профессора местного университета, клерки и коллеги-инженеры принимали его в свою компанию, пока его сыновья Энцо и Альфредо росли и крепли.
Позже Феррари старательно поощрял мнение о том, что его отец был бедным работягой, с трудом зарабатывавшим на хлеб возведением грубых, примитивных построек и сооружений для Национальной железнодорожной системы Италии. Он писал о том, что делил вместе со своим братом Альфредо, который был на два года его старше, комнату над мастерской и каждое утро «их будил звон железных молотков»: «Мой отец, в подчинении которого находилось от 15 до 30 рабочих, в зависимости от объема работы, мастерил мостки и строил депо для государственной железной дороги, выступая одновременно в роли менеджера, дизайнера, продавца и машиниста на фирме».
Дом Феррари находился по адресу 264 Виа Камурри (теперь переименованной в Виа Паоло Феррари) на северной окраине города и примыкал к железнодорожным путям, служившим источником дохода для Promiata Officina Meccanica Alfredo Ferrari, как называлась компания. Это было длинное, узкое кирпичное здание, большую часть которого занимали машинные цеха, тогда как семья Альфредо обитала в довольно просторной и комфортабельной квартире наверху, куда можно было попасть, поднявшись по лестнице в западной части здания. Оно, кстати, до сих пор стоит на своем месте в глубине улицы в практически неизменном виде (дом N° 85), наглухо заколоченное и лишенное каких-либо табличек или отметок, указывающих на то, что этот дом — дом самого известного уроженца Модены. Альфредо Феррари едва ли можно было назвать богатым промышленником, но Энцо рассказывал о том, что бизнес отца обеспечил семью достаточными средствами, чтобы она могла позволить себе существенно больше скромного набора самых необходимых благ. К 1903 году они обзавелись автомобилем, дорогостоящим одноцилиндровым французским «De Dion-Bouton», который был одним из всего лишь двадцати семи частных автомобилей, зарегистрированных в Модене. Впоследствии гараж Феррари пополнили еще две машины, и семья стала с удовольствием пользоваться услугами шофера/механика. Кроме того, Энцо и его брат Альфредо (которого в семье все звали Дино) получили в свои руки настоящие произведения искусства — трехскоростные велосипеды FN, — а также голубятню: с птицами они соревновались в скорости. После того как юный Энцо осознал, что ему не хватает атлетических талантов, чтобы выиграть забег на стометровку по дорожке, которую он вместе с друзьями вымостил в широком переднем дворе семейного дома, он переключился на стрельбу; он говорил, что стал настоящим экспертом по части стрельбы по тарелкам и убийств крыс, шнырявших вдоль берега канала, протекавшего позади дома. Вдобавок в местном гимнастическом зале он брал уроки фехтования. Ничто из перечисленного — автомобили, велосипеды, многие часы беззаботных мальчишеских развлечений — не указывает на то, что в юности Энцо тонул в пучине бедности.
Более того, общее впечатление, которое складывается из рассказов Феррари и его странно-беспорядочных воспоминаний, таково, что детство и юность у него получились вполне веселыми и легкими. Феррари довелось пережить тяжелую утрату немецкого дога, который умер, подавившись осколком кости, но остальные события ранних лет его жизни едва ли можно назвать травмирующими: у него не было ни проблем со здоровьем, ни семейных разладов. Однако он признавался, что ненавидел школу. В то время как его брат Дино был примерным учеником, Энцо приносил домой довольно слабые оценки, получая от отца крепкого ремня — тот настаивал, чтобы Энцо получал техническое образование и впоследствии получил степень по инженерному делу. Феррари писал, что просто хотел быть «рабочим» и не более.
Будет резонно заключить, что Энцо рос в относительно нормальном итальянском доме, где папа Феррари выступал в роли беспрекословного деспота, требующего от своих детей уважения, а тихая мама Адальгиза раболепно пресмыкалась перед его авторитетом. Семья была священным понятием для итальянских мужчин поколения Феррари, впрочем, существовало оно в весьма широких рамках, определял которые исключительно сам мужчина: у него была полная свобода волочиться за дамами, тратить деньги по своему усмотрению и игнорировать догматы церкви, но при этом требовать строевой дисциплины и полного подчинения от детей и святой верности от жены. Он обожал своих детей, с женой же обращался как с почти что асексуальным помощником, который был спроектирован по лекалам самой идеальной женщины всех времен — его собственной матери. Матерей боготворили, жен терпели, а к другим женщинам относились как к объектам либо презрения, либо похоти, либо и того и другого. С точки зрения таких мужчин, как Феррари и его предки, женщины делились на две простые категории: непорочных, что рожали их на свет, и похотливых, распутных шлюх, из которых они выбирали себе любовниц и наложниц.
Идиотская политика двойных стандартов мужчин поколения Феррари (и их сыновей) породила такую одержимость сексом, которую невозможно встретить, пожалуй, ни у одного другого цивилизованного народа. К примеру, в Италии измена со стороны мужчины не влечет за собой наказания, если только не сопровождается скандальным поведением. Однако, если в неверности будет уличена женщина, ее могут заточить в тюрьму. Но для мужчины обладание более чем одной женщиной есть мерило его мужественности — вот так все просто. Это, конечно, порождает противоречия, неловкость и в конечном счете громадную неуверенность в себе. В своей весьма оригинальной работе, посвященной соотечественникам и озаглавленной «The Italians», известный журналист и историк Луиджи Бардзини так описывал этот феномен: «Большинство их [мужчин] таят в себе скрытые страхи и сомнения. Обязательно наступает такой момент, когда каждого из них осеняет, что большинство женщин, с которыми у них были интрижки, это чьи-то жены, а значит, фактически невозможен такой расклад, при котором все мужья Италии отступают от супружеской верности, тогда как все жены ее хранят. Никуда не деться от того факта, что каждый день значительное число гордых итальянских мужчин, ревнивых, подозрительных, властных, горделивых мужчин становится cornuti, рогоносцами, превращаясь в объект презрения и насмешек».
Разумеется, такой же образ мышления зарождался и в сознании молодого Энцо Феррари.
ОН ДОЛЖЕН БЫЛ СТАТЬ КЛАССИЧЕСКИМ ИТАЛЬЯНСКИМ МУЖЧИНОЙ: НАДМЕННЫМ,
