Уделяя внимание становлению нефтяного региона, можно не просто изучить местный колорит или детали, чтобы затем использовать их для более масштабного анализа в рамках исследования системы государственного устройства или нефтяного государства. Я попытаюсь показать, что, проведя теоретически обоснованные исследования в области исторической этнографии и опираясь на данные, собранные только в одном из нефтеперерабатывающих регионов, можно изучить общую картину советской и постсоветской нефтедобычи методами, практически не применявшимися в многочисленных исследованиях, в основном имевших дело с федеральным центром и фокусировавшихся на политике приватизации, на роли нефтяных доходов в федеральном бюджете или на борьбе олигархов с Кремлем. Исследования, в которых основное внимание уделяется федеральному уровню, мало подходят для 1990-х годов, когда центральная власть в России переживала кризис, а решения и методы, которыми пользовались на уровне регионов (и даже районов), оказывали гораздо большее влияние на определение общего хода преобразований. Даже после возрождения крепкого центрального госаппарата в первые два президентских срока В. В. Путина региональные процессы в нефтяной промышленности остались в гораздо большей степени принципиальными, неоднородными и определяющими, чем большинство из проведенных исследований было в состоянии отразить.

Таким образом, эта книга поддерживает уже устоявшуюся в социальных науках тенденцию, согласно которой в результате исследования региональных процессов в Советском Союзе и России ставятся под вопрос представления о центральном государственном аппарате как о всесильном, тоталитарном и способном управлять событиями в провинции. Я полагаю, что нам следует рассматривать Российское государство как построенное на взаимодействии центра и регионов, причем регионы в нем оказываются движущей силой столь же часто, как центр, – и эти взаимосвязи существовали как в период нефтяного бума начала XXI века, так и в царской России, и в Советской России, пусть и выглядели они несколько иначе. Не случайно, как я покажу в главе шестой, компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» часто рассматривает себя в качестве преемника Строгановых – дворянского рода, в царскую эпоху контролировавшего значительную часть промышленности и сельского хозяйства Пермской губернии. Иными словами, на Урале центральная власть издавна опиралась на временные договоренности с местной знатью, чьи проекты, доходы и политика одновременно и ослабляли центральную власть, конкурируя с ней, и поддерживали ее существование[4].

Материальность жизненных циклов нефти

Важнейшей частью моего исследования, наряду с материальными и символическими следами, которые нефть оставила на советском и постсоветском пространстве Пермского края, являются свойства самой нефти. Для того чтобы уяснить в общих чертах, что я имею в виду, предлагаю рассмотреть работы российского концептуального художника Андрея Молодкина, использующего нефть как выразительное средство. Инсталляции Молодкина, которые привлекли внимание международного сообщества, когда он представлял Россию на Венецианском биеннале 2009 года, обычно представляют собой шумные нефтяные насосы и шланги, перекачивающие сырую нефть сквозь слова, человеческие фигуры и предметы, что в совокупности дает наблюдателю пищу для размышлений. Они призывают задуматься о путях, по которым нефть течет сквозь историю и политику – российскую и зарубежную, социалистическую и капиталистическую (илл. 2), – и позволяют нам увидеть то, что Доминик Бойер называет «энерго-материальными переносами и трансформациями, включенными во все прочие социально-политические явления» [Boyer 2014: 325]. Например, работа Молодкина «ОН Evolution», которую в 2009 году можно было увидеть на выставках в Европе и Северной Америке, представляла собой несколько прозрачных черепов гоминидов, частично заполненных пузырящейся нефтью. Казалось, эта инсталляция поднимает вопрос о том, что важнее для человеческого бытия: генетическая наследственность, которую мы обычно связываем с эволюцией человека, или тысячелетняя трансформация живой материи в углеводородное сырье? В работе «Жидкая современность» Молодкин продемонстрировал прямоугольную клетку величиной несколько метров в каждом измерении, построенную из прозрачных трубчатых стержней. Расположенный рядом насос ритмично закачивал в них нефть, пространство галереи заполняли его шипение и лязганье. Что, если, предполагает эта инсталляция, вместо канонической «железной клетки» Макса Вебера (1904–1905) [Weber 1958: 181][5] главной метафорой состояния модерна сделать клетку нефтяную? Изменит ли переход от железа к нефти – от твердого к жидкому или, возможно, от шахты к буровой скважине – наше понимание структур и действий, экономики и общества?

Илл. 2. «Das Kapital» Андрея Молодкина связывает классический труд Карла Маркса – краеугольный камень для архитекторов социалистических обществ и аналитическую основу для понимания капитализма, все еще не утратившую своей актуальности, – с материальностью жизненных циклов нефти. Андрей Молодкин. Das Kapital, 2008. Акриловый блок, пластиковые шланги, заполненные сырой нефтью, насос и компрессор. 72x90x10 см

Работа Молодкина обретает свою концептуальную силу благодаря использованию некоторых физических свойств нефти и оборудования нефтяной промышленности – насосов и труб – с целью заставить нас задуматься о многочисленных взаимосвязях и преобразованиях, связанных с нефтью. Его произведение привлекает внимание к техническим системам, объединяющим политические и экономические структуры, и к методам, используя которые можно окрашивать, изменять, формировать, наполнять ассоциациями с нефтью слова, концепты и пространства. Оно наводит на мысли о природе формы и содержания, трансформации и связности, времени и пространства. Безусловно, искусство Молодкина затрагивает некоторые общие вопросы социальных наук, связанные с нефтью: взаимодействие нефти, денег и глобальной политики, которые обычно рассматривают в рамках политологии[6], или производственную инфраструктуру, имеющую ключевое значение для научных и технических исследований[7]. Но оно привлекает внимание также и к материальности нефти в более широком смысле, связывая ее цвет и вязкость с тем, как повсеместно преображаются под ее влиянием люди и окружающая их среда – от нефтяных месторождений [Rolston 2013] до репрезентации нефти в музейных экспозициях, литературе или кино [Yaeger et al. 2011; LeMenager 2014]. Произведения Молодкина выявляют гораздо больше таких подспудных связей, чем изучение взаимообусловленности объемов экспорта нефти и политических систем, и предлагают гораздо больше способов осмысления зависимости людей от источников энергии, чем данные о количестве добываемой и потребляемой нефти.

В этом отношении полезно сравнить творчество Молодкина, показывающее широкий спектр связей, свойств, трактовок и трансформаций, с бесчисленными исследованиями в области социальных наук, посвященными одному только превращению нефти в деньги. Майкл Росс на первых страницах «Нефтяного проклятия» выражает суть большинства таких социальных исследований нефти, заявляя, что предметом его книги на самом деле является не нефть как таковая, а «необычные свойства нефтяных доходов» [Росс 2015: 28–29][8]. Пусть и в меньшей степени, но в ряде критических работ в качестве приоритетной темы также рассматривается превращение нефти в деньги и восприятие нефти как товара. «В большей степени, чем любой другой товар, – пишет Фернандо Коронил в своем исследовании нефти, денег