Шрифт:
Закладка:
Радуясь каждому своему движению, радуясь бодрости и силе, снова наполнявшим;его тело, Найденов вышел на спуск гидробазы. Ослепительное сияние, отбрасываемое неподвижной водой., заставило его зажмуриться. Словно уснувшие птицы, покоились на горячих досках слипа гидросамолеты. Около ник не было ни души. Санька шел вдоль аппаратов, трогал их рукою, будто желая убедиться в реальности того, что он сно!ва у себя, на любимой базе, среди милых его сердцу летающих лодок. Санька с грустью оглядел аппараты и тяжко вздохнул: все это брошено на произвол судьбы. Часть офицеров ушла на «Воле», с Тихменевым. Летчики из матросов перешли на миноносцы, оставшиеся в Новороссийске. Рабочие мастерских разбрелись кто куда. Тишина, не нарушаемая даже обычным шуршанием ветра по расчалкам, царила на базе. Санька остановился. Сердце дрогнуло от жалости к боевым птицам, брошенным, как старый, ненужный хлам. Сесть бы вот сейчас в аппарат, взяться за ручку и лететь, лететь, куда глаза глядят… Санька перелез через борт ближайшей лодки и уселся за управление. Потрогал сектор, мысленно подал команду мотористу, положил руки на штурвал…;
- Лететь собрался? - послышался вдруг над его головой насмешливый голос. Он поднял глаза и увидел унтер-офицера Ноздру, одного та немногих летчиков, оставшихся на базе. Санька недаром считал огромного Ноздру своим другом. Матрос действительно любил разбитного, толкового парнишку. Больше всех приложил он сегодня усилий к тому, чтобы выловить мальчика из воды после погружения немецкой под лодки. А потом, когда понадобилось откачивать Саньку, не кто иной, как Ноздра, возился над ним, обливаясь потом под солнцем жаркого черноморского полдня.
Ноздра присел на борт лодки. Парусиновые брюки и тонкий полосатый тельник плотно облегали крепкое большое тело матроса. Закатанные по локоть рукава обнажали жгуты могучих мускулов на загорелых руках. Ноздра поднес к глазам большой бинокль.
- Сейчас начнут топить корабли, - сказал он.
Санька даже привскочил от неожиданности:
- Сейчас?
- На три часа назначено потоплёниё. Вон «Свободную Россию» уже буксируют на большую воду:
- Где, где? - испуганно крикнул Санька. Его острым глазам не нужно было бинокля, - он и гак видел, как темная махина дредноута выходит на рейд, увлекаемая на буксире пароходом;
- Иван Иванович, мне надо сейчас же туда, на линкор, - задыхаясь от волнения, проговорил мальчик.
- Хватался! - сказал Ноздра. - Сейчас «Керчь» будет его торпедировать.
- Иван Иванович, нельзя этого, нельзя! - со слезами в голосе крикнул Найденов. - Там Пашка!
- Какой Пашка? Оттуда все давно смайнались:
- Иван Иванович, - не унимался Санька, - я думал, вы мне друг, Иван Иванович! Пашка там!… Его туда Тихменев с приказом к Терентьеву послал. Если не убили они Пашку, негде ему больше быть!…
Ноздра соскочил с борта лодки и пристально поглядел на мальчика:
- Я думал, ты бредишь.
Больше он не сказал ни слова, и полез в самолет. Да Найденов и не нуждался в словах. Он понял: сейчас они полетят к «Свободной России». Вот это человек - Ноздра! На самолете они мигом догонят линкор. Не ожидая приказаний, Найденов взобрался на обшивку лодки и взялся за винт;
- Проверни! - раздался голос Ноздры.
- Выключено? - лихо крикнул Найденов.
- Выключено.
Напрягая все силы, Санька провернул винт. Перевел дыхание и звонко скомандовал:
- Контакт!
- Есть контакт.
Санька всем телом повис на винте. Почувствовав, что лопасть вырывается из рук, отскочит в сторону. Винт метнулся порывисто раз, другой и перешел на плавное вращение. Мотор был запущен. Санька прыгнул в кабину и махнул рукой. Ноздра дал газ. Самолет, грохоча тележкой, покатился по спуску, с плеском и шипеньем врезался в воду и побежал, оставляя за собою пенистый след. Срываемые воздушной струей брызги серебряным туманом стлались за разбегающимся «гидросамолетом. Через минуту самолет оторвался и взял направление на внешний рейд.
Самолет проходил над миноносцем. Найденов и Ноздра заметил, как от борта другого миноносца, стоящего на траверзе первого, протянулась белая пенистая полоса по воде - след выпущенной торпеды. Оба поняли, что стреляла «Керчь». За шумом мотора они почти не слышали взрыва. Видели только, как высоко к небу поднялся сверкающий гейзер и разлетелся прозрачным туманом. Сквозь этот туман Найденов увидел высоко вздыбившийся нос раненого корабля. На нем ярко горела медь надписи: «Фадонисий». Ноздра сорвал шлем и склонит голову, словно перед ним было тело погибшего друга.
Гибель «Фидонисия» послужила сигналом ко взрывам на остальных кораблях, где были заложены подрывные патроны. Одна за другой хлестали по воде струи желтого пламени. Воздух дрожав и стонал от взрывов.
Корабли гибли по-разному: один валились набок, обнажая красные днища, и медленно, словно борясь за жизнь, уходили под воду; другие исчезли в ней. быстро, гордо подмяв к небу острые штевни. На кораблях, в вихрях воды, поднятых взрывами, трепетали яркие полотнища, флагов. Все тот же традиционный предсмертный клич русских боевых кораблей: «Погибаю, но не сдаюсь».
- Ив… Ив… ич… - крикнул в ухо летчику Найденов, садитесь поближе к линкору!
Найденов и Ноздра заметили, как от борта миноносца протянулась белая пенистая полоса по воде - след выпущенной торпеды.
Ноздра отрицательно качнул головой и показал вниз: «Керчь» полным ходом шла к «Свободной России», чтобы нанести ей последний, смертельный удар.
- Сейчас дадут торпедный залп! - крикнул Ноздра в ухо Найденову.
Мальчик стиснул кулаки:
- Пашка там… Пашка!…
Самолет проходил над линейным кораблем. Просторные палубы были шусты. Гордо вздымалиись к небу стройные мачты с неподвижно повисшими флагами сигнала. Будто приготовившись к дружному залпу, смотрели на правый борт орудия главной артиллерии.
Санька растерянно огляделся: сейчас от борта «Керчи» протянется к линкору пенистый след торпед, раздастся страшный взрыв, и Пашка… Нет, этого не может быть, не должно быть! Любою ценой спасти друга! Санька решил сделать последнюю попытку уговорить Ноздру сесть, уже потянулся было к матросу, но зацепился за какой-то толстый белый конец, свисающий внутрь корпуса лодки «Жюкмес»! [1]
[1 Название парашюта по имени изобретателя француза Жюкмеса. Этот парашют, применявшийся в русской авиации в 1916 - 1918 годах, подвешивался снаружи самолета; подвесная стропа его шла в кабину