Шрифт:
Закладка:
На плите зашипел кофе. Понесло крепким ароматным духом. Дама ловко сняла турку и сноровисто разлила пенную темную жидкость. Протянула бутылку Мике.
– Ну-ка, будь джентльменом, разлей.
Мика принял бутылку двумя руками. На его лице, все еще подсвеченным нежностью, расцветала первая за день улыбка. Расцветала – и стерлась, как только перевел взгляд с дамы на бутылку.
– Госпожа, – сказал он. – Она пустая.
– Как пустая? Вот негодник! Йоца, ну как так можно? Ты подожди, пожалуйста, я его сейчас приведу. Прилег, наверное, с книжкой, и задремал.
– Госпожа, подождите…
Но хозяйка квартиры уже взяла курс на спальню. Только тогда Алиса сделала шаг в кухню от дверного проема. Мика перевел на нее взгляд, и свет на его лице погас. Она направилась к шкафчику с посудой, мазнула глазами по трем оставшимся парам кофейного сервиза, и взяла большую кружку с видом Белграда на боку. Поставила рядом с плитой. Взяла банку с растворимым кофе, насыпала три ложки, залила остывающей водой из чайника. Ложечка со стуком заходила о бока кружки.
Солнце за окном мазнуло комнату в последний раз, и стало смурнее. Наверное, небо затягивало облаками. По прогнозу вечером был дождь. Это сейчас было бы на руку. В городе, где дождь мгновенно создает транспортные заторы на несколько часов, где отменяются дружеские планы и деловые переговоры, стоит холодным каплям зарядить с неба, можно было надеяться, что смоет и толпы с улиц, и ошметки стекла с темными пятнами на асфальте, и, может быть, даже неловкую тишину на этой кухне.
Чтобы смыть тишину, дождя не понадобилось. Из глубины квартиры раздался горестный птичий крик. Мика вздрогнул и со стуком поставил чашку на блюдце. У Алисы дернулась рука, и темная теплая жидкость потекла по пальцам.
– Йоцааа! – завыла хозяйка квартиры. – Умер! Умер! Йоца!
Мика рванул из комнаты первым. На ходу ударился рукой о косяк, но даже не вскрикнул, только руку прижал к груди. Алиса догнала его уже у входа в спальню и успела увидеть, как Мика падает на широкую кровать, обвивает руками пожилую женщину за плечи, прижимает к себе и начинает укачивать, а она пытается отлепить его руки, брыкается и показывает куда-то за спину Мики. Шляпа слетела с головы, укладка растрепалась.
Алиса встала на пороге. Вой бился в ушах: сначала как звук заведенного на четыре утра будильника, потом как сирена воздушной тревоги, потом как свист снарядов.
Один пролетел у Алисы над головой и разорвался где-то далеко за спиной. Второй ближе. Обдало горячим воздухом, кто-то вскрикнул, когда его зацепило осколком. Визжали залпы. Визжали люди. Кто-то справа зашелся в кашле, и у Алисы тоже запершило в горле от дыма. «Беги», – сказала она себе. Сделала шаг.
– Стой, – сказал Мика.
Вот почему она не бежит. Фигура в облаке дыма. Голос. Мика. Она вернулась за Микой. Алиса сделала еще шаг.
– Стой, – повторил он. – Не подходи, ты ее напугаешь.
А когда Алиса сделала еще шаг, Мика выставил руку и мягко, но решительно упер ей в живот ладонь, не позволяя приблизиться. От прикосновения Алиса вздрогнула.
Дым рассеялся. Не было никаких залпов и кашляющих людей. Была только старая безумная женщина, которая сорвала голос от крика и теперь тоненько, по-детски подвывала и звала маму, глядя в одну точку, пока Мика качал ее и гладил по голове:
– Все хорошо, – говорил он. – Все хорошо.
– Мамочка, мамочка, – лепетала она.
– Все обязательно будет хорошо.
Алиса как завороженная смотрела за ладонью Мики, которая плавала вверх-вниз по седым волосам, и считала количество движений: раз, два… Свист в ушах постепенно затихал. Вместо него пришла ватная тишина, в которой все было недвижно, кроме одной-единственной пульсирующей точки. Точка стучала в такт счету, и с каждым разом стук становился все отчетливее. У каждого удара был свой звук.
«Не-чест-но»,– пульсировало где-то в животе.
От этого стука внутренности начало сводить спазмом. Пульсация крепла, удары лупили по стенкам желудка и сколачивали пустоту в нем в липкий холодный комок. Алиса попыталась перестать считать. Врач учил ее переключать внимание на предметы в комнате. Пять вещей, которые видишь, четыре звука, которые слышишь. Мика – раз. Шляпа – два. Окно – три. Фотография на комоде – четыре.
Комок в животе екнул и замер, уступил профессиональному чутью. От фотографии Алиса провела мысленно прямую черту, которая прошла через кончик вытянутого указательного пальца старческой руки и закончилась в отчаянном взгляде хозяйки квартиры.
В несколько шагов Алиса подошла к комоду и опрокинула рамку фотографией вниз. Женщина всхлипнула и замолчала. Было слышно, как Мика выдохнул.
Алиса прошла мимо них, не глядя. Вышла из комнаты, закрыла за собой дверь. Вернулась на кухню. Сделала большой глоток из кружки. От остывшей горькой жидкости комок в животе встрепенулся. Она попробовала сглотнуть, но он поплыл вверх, подобрался к горлу, и ничего не оставалось, кроме как нагнуться над раковиной и позволить тому, что билось внутри, покинуть ее тело.
Глава 5
Когда Мика вернулся на кухню, Алиса стояла у окна и посматривала через щель в шторах на улицу. На город опускались летние сумерки. Небо за крышами домов окрасилось в карамельно-зеленый, какой бывает в солнечном южном июне. Такой вечер должен пахнуть цветущими липами и звучать как биты из колонок и гомон голосов на открытых террасах городских баров. Сейчас, когда в квартире угасли все звуки, можно было различить далекий гул, и приглушенные расстоянием выкрики и выстрелы, но на ближайших улицах все было тихо. Дом напротив щерился пустыми глазницами окон, в которых не горел свет. Большинство были скрыты от мира опущенными жалюзи или задернутыми занавесками. В одном окне Алиса различила мутный белесый овал чужого лица: кто-то вжимался в стекло щекой в попытке рассмотреть, что происходит на краю двора.
Присутствие Мики на кухне она сначала почувствовала так же, как чувствовала его на улице: зашевелились тонкие волоски на затылке, и кожа потеплела. Потом услышала шаги. Не подала виду, продолжила смотреть в окно, но теперь уже не видела ни слепых
