освещенное яркой молнией, или черный виноград, а может спелый инжир. В общем в нем чувствуешь себя благородным крокусом или ночной фиалкой. А еще она удивительно подходит к моим фиолетовым глазам, с задорными серебряными искорками.

Цвета мантий у нас распределялись по типу магии: уравнители – фиолетовые, огневики – красные, воздушники – желтые, водники – синие, маги земли – зеленые, созидатели – белые. А те маги, которые обладают нескольким силами, например, воды и земли, носят черные, но с отличительными полосами нужных цветов.

Быстро побросала учебники и тетради в сумку и полетела на занятия, снова ловко перепрыгивая через одну ступеньку.

Сегодня первой парой у нас значилось Целительство. У боевых магов – это обязательный предмет, так как мы должны уметь оказывать первую помощь пострадавшим. И занятие проходило в лекарском крыле учебного корпуса.

Распахнув двери, в нос ударил стойкий запах различных растирок, лекарственных препаратов и мазей, а также дезинфицирующих настоек, который потом еще очень долго не выветривался. Я невольно поморщилась и стремительным шагом направилась по длинному коридору в аудиторию, где должна проходить лекция.

Туда я вошла практически с звонком, который оглашает начало и конец занятия. Быстро уселась на свободное место и окинула взглядом помещение. Сегодня мы определенно будем тренироваться на жертвах утренней тренировки с Пушком.

Все кушетки были заняты покусанными адептами, среди которых даже наблюдался Трис, чему я несомненно порадовалась. Ведь не подначивал бы он меня вчера, не лежал бы тут сегодня.

Вместе с переливчатым звоном в аудиторию просочился лекарь и, не спеша, прошел к первой койке с пострадавшим, на лице которого отразились такие муки, что мне даже стало его немного жаль.

Это был адепт второго курса, по прозвищу, видимо, единорог. На его лбу красовалась потрясающая шишка, которой он явно каждый раз звонко задевал дверные косяки. Почему звонко? Потому что только и слышалось “ай”, “ой”, “ух”, пока лекарь осторожно прощупывал его новый агрегат.

— Кто из созидателей желает потренироваться убирать шишки и ушибы? — спросил лекарь, выискивая взглядом первого подопытного. Когда он остановился на мне, я решила спрятаться за широкой спиной Балу, он хоть и не созидатель, но точно будет лучше меня.

— Может ты, Аяла? — поинтересовался преподаватель Макавели.

Вот теперь неизвестно, кто будет подопытным – я или все-таки этот несчастный, чья удача сегодня сложила лапки и прикинулась опоссумом.

— Я? А может не надо… Этот единорог еще жить хочет… — взывая к преподавательскому благоразумию и заглядывая в глаза в поисках там совести ну или великодушия, спросила я.

— Хочу-хочу. Может я так пойду? — быстро опомнился единорог, но преподаватель был непреклонен.

— Приступай, Аяла.

Вот насколько хорошо мне давалось практически все, целительская магия мне не давалась практически никак. И это при том, что моей бабушке достался очень сильный дар целителя. У меня же всегда получался ровно противоположный эффект от ожидаемого. И это пугало. А судя по, стремительно бледнеющему, лицу и рогу, покрывающемуся испариной, парнишку это пугало тоже.

— Если что, прости. Я тебе потом обратно пришью. Шить у меня получается лучше. — прошептала я.

Парень дернулся, явно намереваясь бежать, но, не имеющие никакого сострадания, Лерой и Кеннет его крепко прижали за плечи с двух сторон. Я обошла койку и встала, нависая над его головой.

В лазарете воцарилась звенящая тишина. Все адепты замерли в ожидании и, кажется, даже перестали дышать, уставившись на меня голодными глазами. Голодными до зрелищ глазами… Я протянула к лекарю руку и звонко сказала:

— Скальпель.

Парень побледнел еще сильнее, практически сливаясь с белоснежной простыней, на которой он лежал. И, кажется, начал терять сознание, закатывая глаза настолько, что радужка уже смотрела явно на извилины, если таковые, конечно, имелись.

— Да ты что?! Рано еще терять сознание. Я даже не начала. — возмутилась я и пощелкала единорога по его рогу, пытаясь привести в чувства.

— Понабралась словечек от матери, а теперь честный народ пугаешь. А что такое скальпель? — не выдержав, проворчал лекарь, при этом взирая на меня полными любопытства глазами.

— Это очень острый нож, который используют для рассечения мягких тканей… человека.

Я думала, что сильнее бледнеть нельзя. Оказалось, можно. И чего мужчины пошли такие нежные?

Решив, заканчивать весь этот спектакль, я вскинула руки и начала потихоньку собирать энергию. В этом деле спешить нельзя. Переборщишь – оставишь не только без рога, но и без головы. Я сосредоточилась, ощущая, как собирается энергия на кончиках моих пальцев, как она согревает руки и немного потрескивает от напряжения.

Затем опустила руки, остановив аккурат над рогом, отпуская свою энергию и вливая ее в того несчастного. Его физиономия озарилась ярким светом, глаза горели священным ужасом. Можно подумать, я не лечу его тут, а расчленяю.

Рог постепенно начал уменьшаться, открывая всем любопытствующим высокий и красивый лоб второкурсника. Закончив, убрала руки, чтобы посмотреть на результат своих трудов.

— Жить будешь! — вынесла вердикт я и похлопала парня по плечу. Тот снова дернулся, а потом заметно расслабился, ощупывая свой лоб в поисках еще какого-нибудь инородного тела.

— Молодец, Аяла. Оказывается, можешь, когда хочешь! — то ли похвалил, то ли пожурил меня преподаватель. И до конца занятия меня больше не трогал.

Повезло… И мне и единорогу. А то у него был хороший шанс побыть еще и бараном или всадником без головы. Никогда не угадаешь, в какую сторону жахнет.

Глава 3

После Целительства мы с Ринкой и Фелисити вышли на улицу, чтобы проветрить мозги и себя, надышавшихся валерьяновым корнем. В лицо ударил морозный воздух и на нос попадали первые снежинки.

— О-о, твоя мама уже снег запустила. — восхищенно озираясь и вылавливая эти самые снежинки, проверещала Ринка.

— Ну правильно, до Нового года осталась всего две декады.

Мои мама и бабушка не из этого мира. А Новый год для них – самый любимый праздник, о котором, надо признаться, здесь не знал никто. Но все, кто знаком с моими боевыми родственниками, поняли достаточно быстро, что легче добавить в календарь нового мира этот праздник, чем убедить их, что его нет.

Так вот теперь в жизни кларовцев укоренилась привычка ходить в баню 41 инвернада, делать салат Оливье, слушать речь правителя Эльмаса Лукиллиана (по специально, ради этого случая, изобретенному головизору), считать удары часов на главной площади перед замком Манар, где обитает семья правителя, пускать салют и вообще 10 дней