наложило тяжелый отпечаток на душу дочери, отразившись на её отношении к представителям противоположного пола. Девушка смотрела на мужчин со скукой, что и отметил наблюдательный Шульгин. Он являлся сотрудником газеты «Киевлянин», в квартире секретарши которой снимали комнату Екатерина и её матушка. С отъездом мужа-кормильца их уделом стала безысходная бедность. Чтобы свести концы с концами Клавдия Гошкевич выучилась на акушерку. Наверняка она часто рассказывала дочери о случаях из своей практики. И, конечно, в воспитательных целях делала акцент на тех из них, где доверчивость к мужчинам и легкомыслие оборачивались для женщин страданиями.

Екатерина хорошо усвоила эти уроки. Любые добрачные связи для неё были исключены. Вот почему юная Катя Гошкевич взирала на женатого журналиста «Киевлянина» Василия Шульгина надменным взглядом скучающей королевы, хотя понимала, что симпатична ему. Ей нужен был мужчина, который вступит с ней в законный брак и выведет из бедности. Но, чтобы получить богатого жениха, необходимо было приблизиться к высшему кругу общества, получив соответствующее воспитание и образование. Клавдия Гошкевич, понимая это, выучила дочь в престижной киевской гимназии.

После её окончания Катя Гошкевич устроилась машинисткой в контору нотариуса Рузского (кстати, дяди генерала Н. В. Рузского, служившего тогда в Киеве [24, с. 62–63]). К нотариусу часто приходили богатые молодые люди, вступавшие в права наследства. При оформлении документов они невольно бросали взгляд на юную машинистку – золотоволосую изящную блондинку с чудесными синими глазами. Найти обеспеченного жениха можно было и на благотворительных вечерах, где молодые дамы продавали богатым посетителям шампанское, а выручка шла в пользу бедных. Неприступная синеглазая блондинка в чёрном платье одаривала улыбкой только того, кто платил за бокал не менее 25 рублей. Несмотря на столь высокую цену, продажа всегда шла бойко. А кое-кто выкладывал и сто рублей, чтобы сверх улыбки получить от Кати Гошкевич ласковое «благодарю» [194, с. 250].

Первым в её сети попал молодой помещик-поляк, но против брака выступила его мать. Следующим женихом стал богатый землевладелец из Полтавской губернии Владимир Николаевич Бутович, шестиюродный племянник Гоголя и сирота. После девяти месяцев ухаживаний Екатерина Викторовна ответила согласием на предложение этого красавца-мужчины. Правда свадьба, состоявшаяся 7 июня 1902 г., произвела на её родных странное впечатление. Меркулова, двоюродная сестра невесты, на суде в 1917 г. утверждала, что Бутович – «маньяк» (в том смысле, что у него была мания преследования). Будто бы «он всегда рассказывал, что его родня устраивает заговор против него»; говорил, например, что «в него стреляли и показывал рану, а потом оказалось, и сам объяснял, что это даже вовсе и не рана от выстрела, а простой нарыв». По словам Меркуловой Бутович «убедил, чтобы на свадьбе никого бы не было, потому, что его родственники могут ворваться, убить, застрелить, так, что и венчали при закрытых дверях» [129, л. 74].

Впрочем, скромность церемонии бракосочетания можно объяснить нежеланием Владимира Николаевича нести лишние расходы. Этот богатейший человек, по воспоминаниям его двоюродного брата Якова Бутовича, был скуп [26, с. 207].

Вообще, странности, как рассказывала Екатерина Викторовна в 1917 г., были «у всей семьи Бутович». Например, двоюродная сестра Владимира Бутовича, Наталья Илларионовна Червинская, ужасно боялась собак. Кроме того, у неё были «очень странные отношения с детьми»: она «воспитала сына и дочь, но потом совершенно прекратила отношения с ними». Причем когда они выросли, «был случай, что дочь прислала сыну яд, чтобы отравить мать»; «сын и дочь от матери средств не получали»; дочь «вышла замуж, чтобы избавиться от матери» – это были «очень ненормальные отношения» [129, л. 85–86].

Правда Екатерина Викторовна признала, что лично к ней Наталья Червинская относилась «очень хорошо» [133, л. 15об.]. Они много времени проводили вместе. Что касается Владимира Бутовича, то он, по свидетельству двоюродного брата, «безумно любил свою жену» [26, с. 207]. Напротив, Екатерина Викторовна впоследствии утверждала, что с первых дней совместной жизни у них начался разлад, ибо обращение Владимира Николаевича с юной супругой «было в высшей степени грубо». Бутович часто устраивал ей сцены, мог ударить, кинуть в неё тарелкой или огурцом. Екатерина вспоминала, что хотела сразу уйти от мужа-тирана, но мать уговорила её остаться. К тому же скоро Екатерина Викторовна забеременела и на время оставила мысли о разводе [141, л. 1, 27, 29об.].

В 1904 г. у супругов Бутович родился сын Юрий. Но их отношения после этого не улучшились. Их ещё более омрачила болезнь Екатерины Викторовны. Во время беременности у неё на фоне мочекаменной болезни развился серьёзный недуг – пиелонефрит (воспаление почек).

Такой же болезнью страдала жена уже известного нам Александра Альтшиллера. На этой почве произошло сближение между ним и Екатериной Бутович. Новый знакомый рассказывал своей собеседнице о знаменитом берлинском профессоре-урологе Джеймсе Адольфе Израэле, прославленном специалисте в области хирургии мочевыделительной системы. Тот делал супруге Альтшиллера операцию на почках «два раза и оба великолепно». Поэтому, когда осенью 1906 г., у Екатерины Бутович резко ухудшилось состояние, она решила ехать в Берлин. Обследование показало необходимость срочной операции. Сопровождавшая её Наталья Червинская убедила своего кузена, Владимира Бутовича, направить письмо Альтшиллеру с просьбой договориться с профессором Израэлем по поводу лечения. Альтшиллер бросил все дела и срочно приехал в Берлин. Естественно, Екатерина Викторовна была ему чрезвычайно признательна. Они стали друзьями. Близкие отношения сложились у Альтшиллера и с Натальей Червинской. Она принимала обходительного подданного Австро-Венгрии в пансионе, где жила, «вместе с ним ездила по Берлину, бывала в ресторанах» [129, л. 87].

После операции (удаление камней из почек) Екатерина Бутович по совету врачей уехала в санаторий на Французской Ривьере (побережье Средиземного моря у подножья Приморских Альп, называемое также Лазурным берегом). Там она узнала, что её муж, занимавший должность инспектора Народных училищ Киевской губернии назначен директором Народных училищ Бессарабской губернии и служебные обязанности потребовали от него переезда из Киева в Кишинёв [141, л. 1об.].

Это означало, что Екатерине Бутович придётся расстаться с «Наталкой» (так она ласково называла свою подругу Червинскую) и прозябать с постылым мужем-скупцом в провинциальном Кишинёве.

Именно тогда в поле зрения Екатерины Викторовны попал Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор В. А. Сухомлинов. Они встретились в Ментоне, одном из главных курортных городов Французской Ривьеры (недалеко от него в горной деревне Горбио располагался санаторий Екатерины Бутович). В Ментоне находились православная церковь Пресвятой Богородицы и Святого Николая Чудотворца, а также лечебница для ветеранов русско-японской войны, больных туберкулезом. Там всегда было много русских, в том числе военных.

Ранее Екатерина Бутович и Сухомлинов виделись несколько раз в киевском обществе. Прекрасная блондинка, с удивительным синим цветом глаз, конечно, восхитила генерала. Тем более, что она, по признанию Сухомлинова, необычайно