Шрифт:
Закладка:
К сожалению, постановка не осуществилась. Она требовала некоторых средств, пусть минимальных, но их не было, а также профессиональной помощи, но обращение в детский театр Н.И. Сац было не ко времени, а запрос в другие театры не дал результатов.
Но слух о создании отмеченного тома распространился, мы были конституированы как «кружок юных историков» и приглашены на прием к тогдашнему наркому просвещения СССР А.С. Бубнову. Прием состоялся весной 1936 года в его кабинете. Мы вручили ему том, рассказали о наших перипетиях и, перейдя в соседний зал, сыграли «Вакханалью». Нарком был очень благожелателен, сказал, что инициатива должна быть одобрена, и обещал ее поддержать. Есть основания полагать, что слово свое он сдержал в тот ограниченный уже срок, который оставался до его гибели.
Что позволяет мне предполагать это? Вскоре после приема был открыт в Москве Центральный дом пионеров. Тогда располагался он в районе Чистых прудов, в переулке Стопани, в превосходно переоборудованном особняке с театральным залом и целой серией специальных — по тематике занятий — кабинетов, очень удобных и уютных. Мы с Кропоткиным сразу же получили приглашение на открытие (на нем выступал тогдашний 1-й секретарь Московского горкома ВКП(б) Н.С. Хрущев). И уже на следующий день нас зачислили в исторический кабинет, где с момента открытия были созданы три секции: истории Москвы, истории Великой французской революции и археологии, причем функционировать с первого же дня начала именно последняя. Далее она быстро увеличилась, и прежде всего, за счет участников встречи с А.С. Бубновым. Но первые дни нас было двое.
Руководила секцией Нина Иосифовна Рунина, профессиональный археолог, ученица Василия Алексеевича Городцова, прекрасный организатор и очень эрудированный человек. Она в июне 1936 года пригласила нас с Кропоткиным на археологическую разведку. До ее начала Рунина провела с нами несколько коротких бесед об археологии вообще и о русских археологах в особенности, удостоверившись, что начальные представления здесь у нас есть, конечно, благодаря стараниям Дмитрия Николаевича Никифорова. Через нас она с ним познакомилась, а далее — уже в годы войны — вышла за него замуж. Неисповедимы пути Господни!
Нарком просвещения А.С. Бубнов в группе юных историков-учащихся московских школ
Так втроем и отправились мы на полевое археологическое исследование, для нас с Кропоткиным — первое в жизни. На пригородном поезде доехали до Подольска, получив по дороге от Нины Иосифовны общее представление о вятичах, их погребениях, опознавательных признаках и методах вскрытия курганов. В Подольске нашли извозчика, который и доставил нас к стоящей среди лесных массивов деревне Пузиково. Там Нина Иосифовна стала внимательно всматриваться в окружение деревни, определяя наиболее вероятное расположение курганов. Мы с Кропоткиным даже получили направления поиска и по компасу впервые (все тогда было впервые!) пошли по азимуту. Группа курганов к восторгу нашему была определена очень скоро на самой окраине деревни.
Позже обнаружилось, что в значительной мере это была инсценировка: курганная группа была уже известна Н.И. Руниной, открыла же ее известный археолог Мария Евгеньевна Фосс и сама предложила использовать курганы для вдохновения и обнадеживания новичков. Цель была достигнута полностью: мы прониклись сознанием археологической удачи и, вернувшись в Москву, распространили его на всю возрастающую изо дня в день археологическую секцию исторического кабинета. А возрастание это на первых порах шло, прежде всего, за счет наших товарищей, учеников Дмитрия Николаевича Никифорова. Затем к ним присоединились ученики и других школ, и археологическая секция составила большую часть кабинета истории. Наше «открытие» у деревни Пузиково сыграло здесь решающую роль всесильной рекламы.
В начале июля 1936 года в деревню Пузиково явилась уже целая экспедиция — человек пятнадцать. Шефство над ней на сей раз взял Государственный исторический музей, а руководил ей Б.А. Рыбаков (ему было тогда 26 лет). В первый же день он очень четко и образно представил нам методику раскопок, развив положения, о которых говорила Н.И. Рунина. И добавил к этому, что ныне выработана более совершенная методика, названная «раскопками послойно на-снос», когда, в отличие от «колодца», насыпь исследуется и вскрывается целиком. Добавив, что мы как начинающие пока воспользуемся старым методом и лишь один курган ради эксперимента вскроем полностью. Все это было вполне разумно: Борис Александрович просто нас щадил, начиная с более легкого метода, и вместе с тем дал возможность сравнить оба метода и оценить все преимущества последнего.
Энтузиазм участников был предельным. Ведь это были не только первые в нашей жизни раскопки, но и первый методический семинар, где каждое действие должно быть осмысленным. Естественно, основную роль играли здесь четкие и оперативные коррективы Бориса Александровича. Была из ГИМа еще одна молодая сотрудница, но я, к стыду своему, не запомнил ни имени ее, ни фамилии и восстановить их по документам музея не сумел; помню лишь, что в славянском зале висели ее фотографии со всеми видами височных колец. Кажется, она уехала в Тулу, так предполагал В.В. Кропоткин. Во всяком случае, сейчас (через 73 года) я помню ее и сердечно благодарю.
И еще один немаловажный для первых раскопок фактор — везенье. Оно было безусловным. Мы раскопали пять курганов. Среди них не было ни одного разграбленного. Пять классических вятичских погребений хорошей сохранности, с достаточно многообразным и показательным инвентарем: серебряными семилопастными височными кольцами, перстнями и браслетами, сердоликовыми бусами и подвесками и пр. Каждая находка принималась с восторгом и новым взрывом энтузиазма. Ни одного безынвентарного погребения!
Должен сказать, что везенье — феномен абсолютно реальный. Пожалуй, самый поразительный случай, с ним связанный, рассказал мне через десять лет А.В. Арциховский. Копали они однажды с А.Я. Брюсовым большую курганную группу тех же вятичей. Условились копать «через курган»: один — мой, другой — твой и т. д. Артемий Владимирович раскопал десять превосходных комплексов, Александр
