Но есть и позиции, которые появились в результате слияния и/или выделения. Например, акции Berkshire Hathaway принадлежат ей через первоначальную позицию в железной дороге Atchison, Topeka and Santa Fe Railway. Акции компании CBS появились через долю в Westinghouse Electric. Акции Honeywell – через интерес в Allied Chemical.

Акции Foot Locker возникли в портфеле, потому что именно в этой фирме в итоге оказалась его позиция 1935 года в F. W. Woolworth. Благодаря инвестициям в рокфеллеровскую Standard Oil фонд теперь владеет акциями в ExxonMobil и Chevron.

В списке осталось всего 21 имя: некоторые, такие как American Can и Pennsylvania Railroad Co, ушли на небеса. Примечательно, что в последние пяти- и десятилетние периоды фонд оказался успешнее 98 % своих коллег по отрасли. Вот что пишет Кербер.

За пятилетний период, закончившийся 24 февраля [2015], доходность фонда составила в среднем 17,32 % в год, с учетом комиссии, что на 1,03 п. п. лучше индекса S&P 500, сообщает Morningstar. За 10 лет, закончившихся 24 февраля, фонд возвращал в среднем 9,40 % в год, с учетом комиссии, что на 1,32 п. п. лучше S&P 500.

Фактически он выигрывал у S&P 500 в течение 40 лет. На сайте фонда нет информации о предыдущих периодах, хотя было бы интересно узнать его показатели с момента создания.

Это фонд с низкими издержками: его комиссия составляет всего 52 базисных пункта, или 0,52 %. (Комиссия большинства фондов в три раза выше.) И налоги на прирост капитала приходится платить редко, благодаря низкому обороту. (Фонду все-таки приходится что-то покупать и продавать, чтобы удовлетворить требования покупателей и инвестировать новые деньги.)

В целом это замечательная история о том, как хорошо сидеть в портфеле тщательно отобранных акций, основанных на разумной инвестиционной стратегии.

Первоначальным спонсором фонда была компания Corporate Leaders of America. Сегодня, после ряда сделок, он находится под зонтиком Voya. При создании фонд имел простую цель, как описано в брошюре об истории фонда.

Основатели фонда купили равные доли 30 ведущих компаний в 1935 году и постановили никогда их не продавать. Единственным исключением были компании, которые обанкротились, слились или выделились.

Таких фондов больше не делают. Но на заре становления индустрии паевых фондов большинство походили на этот.

Первым открытым паевым фондом в Америке – да и в мире – был Массачусетский фонд инвесторов (Massachusetts Investors Trust, MIT), созданный в 1924 году.

(Поясню: понятие «открытый фонд» означает, что вы можете покупать и продавать акции фонда по цене, соответствующей стоимости его портфеля. До появления MIT фонды были закрытыми. Это означало, что цены могли не соответствовать базовой стоимости портфеля. Раскрытие информации было слабым. И, как вы можете себе представить, спонсоры часто манипулировали ценами в своих интересах.)

MIT привнес элементы новизны. Он обещал прозрачность и справедливость. Он обещал недорогое профессиональное управление для мелких инвесторов. У него была разумная и консервативная инвестиционная политика с упором на крупные акции, выплачивающие дивиденды. MIT не торговал этими акциями, а стремился купить и держать их.

Как писал великий Луис Ловенштейн из Колумбийского университета, ныне покойный, «прозрачность и гибкость, безопасность и комфорт, предлагаемые мелким инвесторам, сделали MIT уникальным американским вкладом в финансы… Хорошие идеи обычно имеют простое начало: именно простота концепции делает их в итоге успешными. Эта идея была блестящей».

Ловенштейн хорошо рассказал историю MIT в «Дилемме инвестора» (Investor’s Dilemma, 2008), которую я настоятельно рекомендую всем, кто инвестирует во взаимные фонды. (Он также автор двух моих любимых книг по корпоративным финансам: Sense & Nonsense in Corporate Finance (1991) и What’s Wrong with Wall Street (1988)).

Как и Voya, MIT держал акции в течение длительного времени. В 1949 году средний период владения акциями составлял 27 лет. (Обратите внимание, что это подразумеваемый период владения, основанный на обороте фонда. В 1949 году фонду еще не исполнилось 27.) Он привлекал инвесторов-единомышленников. Погашения составляли менее 3 % в год. Комиссия равнялась всего 40 базисным пунктам (или 0,4 %). К 1960 году комиссия снизилась до 19 базисных пунктов.

Но, в отличие от Voya, у этой истории печальный конец. История MIT иллюстрирует еще один старый трюизм: Уолл-стрит часто извращает хорошие идеи. Простую и роскошную идею открытого паевого фонда она превратила в очередной источник прибыли для самой себя.

С точки зрения Уолл-стрит, проблема MIT крылась в том, что никто не мог заработать на этом – никто, кроме инвесторов фонда. Поэтому в 1969 году кто-то ухитрился убедить MIT взять внешнего управляющего. До этого у компании были свои управляющие. Это стало началом

конца.

С появлением внешнего управляющего комиссия начала расти. К 1969 году комиссия выросла в 36 раз, в то время как активы под управлением выросли всего в семь. Внешний управляющий руководил фондом более агрессивно и чаще покупал и продавал. Начался закономерный спад. К 2004 году инвестиционная компания Blackrock купила фонд и объединила его с другими. MIT прекратил свое существование.

Типичный фонд в наши дни дерет с инвесторов три шкуры, слишком много торгует и сильно отстает от рынка. Ловенштейн пишет, что средний фонд имеет 160 акций и меняет их каждый год. Это нельзя назвать инвестированием. Зато Уолл-стрит делает много денег.

Отраслевой истеблишмент не хочет, чтобы вы просто сидели на тщательно отобранных акциях. Он хочет взимать с вас комиссионные. Он хочет продавать вам товар.

Это снова возвращает нас к фонду Voya. История MIT делает еще более невероятным то, что фонд Voya просуществовал так долго, как он просуществовал, сохранив свою первоначальную миссию. Это особый фонд, важная часть американского наследия.

Ладно, пусть вы не держите акции в течение 80 лет. И может быть, даже мой подход с кофейной банкой и 10-летним сроком хранения акций слишком долгосрочный для вас.

Но в вашей жизни наверняка есть молодые люди, с которыми вы можете поделиться мудростью долгосрочного инвестирования. Расскажите им об идее с банкой кофе. Поведайте им историю фонда Voya. Пусть они узнают, что такое Уолл-стрит.

По поводу этих экстремальных сроков хранения один читатель написал мне следующее.

Я думаю, что эта банка кофе – хороший способ оставить наследство моим детям и внукам. Мне 66 лет, и 35-летние инвестиции (я знаю, что вы рассчитываете банку кофе на десять лет, но наверняка чем дольше, тем лучше) сейчас, вероятно, не самая лучшая идея. Меня заинтриговал фонд, который вложил деньги в корзину акций в 1935 году и больше к ней не прикасался. Я не уверен, как это можно сделать сейчас, но такой подход спасает нас от самих себя.