От холодного колкого взгляда пациентки ей стало как-то нехорошо, и Екатерина Андреевна подумала, что затеяла она всё это не зря, есть в этой милой на вид женщине что-то неприятное и отталкивающее, но что, она ещё не уловила.

— Как знаете, вы взрослая женщина в здравом уме, своим поступкам даёте полный отчёт. Наверно, у вас есть веские на то причины, чтобы оставить слабого малыша в больнице. Вы, надеюсь, понимаете всю серьёзность ситуации. Высшее образование, педагог, состоите в комсомольской организации, — соображаете, какой пример вы подаёте? Я так понимаю, вы не хотите своего мужа в это посвящать? Это ваше право. Вы должны понимать, что если об этом узнают в школе, вам там будет не место и вашему мужу тоже. Я полагаю, он вас не простит, если этот факт станет ему известен. Я это говорю к тому, что если вы передумаете, через годик-другой обратной дороги уже не будет.

— Я не передумаю. Мне действительно хотелось, что бы об этом никто не узнал.

— Городок у нас небольшой, новости быстро разлетаются, но мы пойдем вам на навстречу — будем хранить молчание. Вам же всем трезвонить — вовсе без нужды. Малыш ваш действительно проблемный, неизвестно ещё будет он жить или нет. Подписывайте бумагу и на этом закончим разговор.

— Ирина, не читая, быстро размашисто расписалась и отодвинула лист.

— Если вы не хотите огласки и связанных с этим неприятностей, то я советую забыть об этой минуте и не пытаться больше наводить какие-либо справки, — строго сказала седоволосая женщина и спрятала бумагу в папку.

— Не волнуйтесь, теперь только дело за вами, — Ирина быстро покинула кабинет.

Как только дверь за ней захлопнулась, возникло необъяснимое чувство потери. Как будто она что-то забыла там за дверью, захотелось вернуться и посмотреть. «Может быть, ее мучит совесть?» «Нет, я уверена, что поступила правильно». Ирина не оглядываясь, зашагала вперед.

В коридоре послышался шум от колес движущейся железной каталки. Ирина с замиранием сердца ждала приближение. Дверь палаты распахнулась, и внесли туго затянутых в детские одеяльца кричащих младенцев. Читая фамилии на маленьких бирках, акушерка ловко двигалась между рядами и раздавала матерям детей. Дверь закрылась, и каталка поехала дальше, звонко дребезжа колёсами. Женщины принялись разглядывать малышей. Ирина долго не решалась притронуться к тихо попискивающему кульку. Собравшись с силами, она всё же взяла ребёнка на руки, но к своему удивлению заметила, что не почувствовала ничего, что должна была, по её мнению, почувствовать мать. Безразличие — и только; никаких чувств, никакой привязанности.

Немного почмокав, ребёнок с жадностью стал сосать грудь, но в силу своей слабости скоро устал и уснул. Ирина спокойно рассматривала нежное детское личико. Все черты удивительно напоминали Серёжу, даже выглядывающая из-под косынки, прядь чёрных волос напоминала густые кудри мужа. Внезапно накатил необъяснимый прилив ярости к этому маленькому существу. Ирина положила ребёнка в кроватку и отошла к окну. Она понимала, что это милая девочка её дочь, но обида и злость на мужа просто затмили разум.

Светлана открыла глаза и прислушалась к звукам в коридоре. Отчётливо было слышно, как везли на кормление детей. Шум приближался, она затаила дыхание, но каталка проехала мимо. Наступила тишина. Светлана огляделась, в палате находилась она одна. Очень сильно беспокоила послеоперационная рана. Любое движение вызывало нестерпимую боль. Минуты ожидания казались вечностью. Хотелось скорее увидеть своего малыша. За окном уже стало темнеть, на противоположной стене появились длинные тени от уличных фонарей, а в палату к ней так никто и не заглянул. Её ещё совсем слабое тело снова погрузилось в сон.

Светлана с ужасом смотрела на уже немолодую женщину с бледно-нездоровым цветом лица и усталыми глазами. Длинные непонятные медицинские термины, как приговор, слетали с её тонких сухих губ. Внутри у нее все похолодело, руки судорожно хватали простынь. В глазах потемнело, и в нижней половине тела, появилась лёгкость, на мгновение ей показалось, что какая-то часть её поднимается в воздух и парит. В висках стучало: «Вы не сможете больше иметь детей». Наверно, это единственное, что она поняла из долгих объяснений доктора.

— А ребёнок? Что с ним? — Чуть слышно выдавила из себя Светлана. — Он жив? Она чувствовала, как бешено, стучит в груди её сердце. Страх услышать правду сковал её, и те считанные секунды, пока врач подбирала нужные слова, показались вечностью. Она замерла в ожидании.

— У вас девочка, вес — два сто, рост — сорок сантиметров. Сейчас вашему ребёнку ничего не угрожает, она потихоньку набирает вес, вам педиатр всё потом расскажет подробно, а сейчас нам нужно вас осмотреть.

Светлана облегчённо вздохнула. Девочка! Как же она рада, что у неё дочка!

— Мария Ильинична, спасибо вам! Спасибо, что спасли мою девочку! — Светлана ухватила за руку врача и хотела поцеловать, но женщина быстро её убрала.

— Не нужно! Мы сделали всё возможное — это наша работа. — Чтобы не встречаться глазами с женщиной, она стала осматривать живот роженицы.

Светлана с нетерпением ждала подходящего момента, что бы ещё что ни будь, узнать о ребёнке. Врачи сосредоточенно осматривали послеоперационный шов и о чём-то тихо разговаривали между собой. Как только возникла первая небольшая пауза в их разговоре, Светлана сразу же вставила свой вопрос:

— Мария Ильинична, почему ребёнка не приносят на кормление? Мне так не терпится увидеть её, можно я хоть одним глазком сквозь стекло на неё посмотрю? Пожалуйста! Понимаете, я так долго ждала этого момента, что не нахожу себе места, мысли дурные в голову лезут, пока не увижу её, не успокоюсь.

Мария Ильинична вопросительно посмотрела на Екатерину Андреевну. Седоволосая женщина закрыла глаза и согласно кивнула головой.

Светлана уже хороших полчаса смотрела на крохотное тельце в кувезе. Слёзы счастья застилали прозрачной пеленой глаза, мешали, как следует, разглядеть нежные черты её новорождённой дочери. Женщина восторженно радовалась каждому её движению. Боль и слабость отступили. С каждой минутой ей становилось лучше, она чувствовала прилив сил, ей казалось, что теперь она сможет сдвинуть горы.

Несколько дней в роддоме пролетели незаметно, и вот Ирина переступила порог собственного дома. Неприятные воспоминания снова овладели её мыслями. Как ни старалась она переключить своё внимание, на что ни-будь другое, гнев