Шрифт:
Закладка:
*
А вот как была написана статья Ильича «Лев Толстой как зеркало русской революции».
Как-то встал Ильич утром, кофий попить, побриться. Взял зеркало, посмотрел – а вместо его собственной физиономии – Лев Толстой! Смотрит и так и щурит глаза…
Ильич мотнул головой, протер зеркало, а там всё равно Толстой! И даже как-то движется! Ильич испугался и от страха уронил зеркало. Зеркало, конечно, на кусочки, вдребезги, ну и… Лев Николаевич – тоже!
Нехорошо стало на душе у Ильича: как-никак классик и нашей и зарубежной литературы! И надо же, вот так – вдребезги! Чтобы искупить вину, сел Ильич и написал «Лев Толстой как зеркало русской революции».
Вот так. Что и говорить: классика – дело нешуточное!
*
Как вспоминает Надежда Константиновна, Ильич не любил сладостей. Даже сахар.
В детстве, бывало, вся семья усядется чаевничать, мама Володе лучший кусок, а он ни в какую! Упрямый был. Даже потом, в тюрьме, когда жандармы пытались Ильича подкупить, как Бакунина, сладостями: и так, и сяк, и пироги с маком, и ватрушки с изюмом, булочки с сахарной пудрой, шоколад с орехами – нет, всё безрезультатно! У другого слюнки бы потекли, а Ильич отворачивался и спокойно продолжал читать Маркса. Выстоял-таки Ильич!
И дело было, конечно, не в зубах, как утверждают западные историки, а в принципах!
*
А когда Ильича в Сибирь сослали, местные мужики такую вот историю рассказывали. Решил, значит, Ильич пойти в лес на охоту. Взял ружье, мешок с продуктами, напарника Егорыча и двинулся вглубь тайги. Сначала отстреляли пару куропаток – ну так, для разминки, затем сели отдохнуть, перекусить. Развели костер, разложили провиант, Ильич начал Егорычу о мировой революции рассказывать, как вдруг они услышали треск валежника. Глядь, а на поляне медведь появился. И видно злой и голодный! Егорыч от страха вскочил, а Ильич нет, не сробел, встал, отвел рукой ствол Егорыча и шагнул навстречу мишане. А у того уже вся морда в пене! Но Ильич поднял руку и сказал: «Товарищ! Погодь маленько». Мишаня как-то обмяк и сел на задние лапы…
Через несколько минут у костра мирно сидели Ильич, Егорыч и мишаня. Видать, до мишки дошло, кого повстречал он в тайге – не кого-нибудь, а вождя мирового пролетариата!
*
Легко рассказывать об Ильиче, когда речь идет о судьбоносных моментах нашей славной истории. Но были в жизни великого вождя пролетариата и более интимные моменты. И молчать о них – грех! Ибо вся жизнь нашего Отца и Виноградаря должна быть увековечена на скрижалях всего прогрессивного человечества!
Как-то случилось Владимиру Ильичу увлечься одной дамочкой. Хорошенькой такой, румяненькой, фигуристой, с пониманием в голове. Конечно, дарил он ей подарки всякие, целовал ручки, провожал домой, общался там на всякие темы… Но уже тогда, как рассказывала Надежда Константиновна, Ильич почувствовал что-то неладное… То эта девица помогла подняться эсеру, когда тот шлепнулся в лужу, то послала воздушный поцелуй кадетам, ехавшим в грузовике, то подмигивала белогвардейцу, и всякое другое. Ильич всё это, конечно, видел, но для начала виду не подавал.
Но однажды его терпение лопнуло и он в сердцах сказал ей, этой дамочке: «Что-то вы уж слишком сердобольны ко всяким реакционным элементам! И как это понимать? А что это у вас за чулочком выше колена? Не записочка ли от какой-нибудь мрази?» Дамочка, конечно, «ох» и «ах» и прочее сильвупле, чуть в обморок не упала! А Ильич сунул руки в карманы, повернулся и… был таков. Больше эта дамочка Ильича не встречала. Правда, Ильич из классовых интересов иногда осведомлялся: «А что, Иосиф Виссарионович, вам не попадалась гражданочка N?» «Нет, – отвечал Иосиф Виссарионович, – не попадалась, Владимир Ильич». А сам, бестия, стоит и улыбается!.. Видно знал, где эта барышня находится, но мудро решил не тревожить Ильича по пустякам.
*
Надо сказать, что наш Ильич страх как не любил идеалистов. Ну просто на дух не переносил! На улице если – не дай бог! – встречались нос к носу, так Надежде Константиновне приходилось Ильича за руки держать, чтобы он драться не полез. Уж очень пылким был Владимир Ильич! Идеалисты же в свою очередь, завидев Ильича, старались перебежать на другую сторону улицы. Но однажды-таки одному идеалисту так и не удалось избежать рокового возмездия. Ильич вышел на прогулку, а Надежда Константиновна осталась дома. Ну, хозяйские дела, это понятно. Вроде ничего не предвещало беды, погода была отличная, солнышко светило, и птички что-то там щебетали. Но за поворотом на другую улицу Ильич вдруг лицом к лицу сталкивается с Махом-Авенариусом, идеалистом и мистиком самого махрового толка. Ильич внезапно побледнел, снял с ноги башмак и самым форменным образом стал отделывать Маха-Авенариуса по физии, голове и тому прочее… Бил и приговаривал: «Это вам, батенька, за Маркса, а это вам за Энгельса». Ильич колотил идеалиста до тех пор, пока тот не опомнился и не дал стрекача. Ильич так разошелся, что его еле успокоили.
Назавтра уже весь Питер знал об этой истории. А философы-идеалисты собрались, посовещались, поняли, что с Ильичем им не справиться, и решили драпануть за границу к другим идеалистам. Сели на пароход и поплыли куда глаза глядят. А Ильич как узнал об этом, так сказал своим соратникам: «Как драпанули эти мерзавцы, так и дышать стало легче. А что, товарищи, разве я не прав?»
*
А накануне Октября пульс у Ильича достигал 1917 ударов в минуту! Вот как переживал Ильич за успех всемирного пролетарского дела!
*
Как вспоминает Надежда Константиновна, Ильич в детстве страшно хотел научиться танцевать. Пошел он как-то в гости к одной знакомой барышне и говорит: «Научите меня, голубушка, танцевать, а то, знаете ли, как-то неудобно мне на балах дамам ноги отдавливать». Ну разве Ильичу откажешь?
Учились долго, месяца два, но зато потом в Питере лучше Ильича никто не вальсировал. В знак благодарности и в память об этих чудесных днях учебы, Ильич и написал брошюрку «Шаг вперед – два назад». Вот каким джентльменом был Ильич.
*
И как недавно выяснилось, «Философские письма» Чаадаева написал вовсе не Чаадаев, а наш великий Ильич! И адресатом писем была не какая-то там госпожа N., а сама Надежда Константиновна.
Хочется спросить: а где же правда скрывалась столько лет? А ее, оказывается, скрывали те же самые западные историки, которые всегда