— Да ему тоже выздоравливать надо. — Вздохнув, пояснила Марина. — Он фельдшер со «скорой». Я с ним весь день на практике была, в его бригаде. Ну, по вызовам ездили и всё такое, а потом он остался на сутки, так как день работал за кого-то, и повёз меня вечером домой. Вот мы теперь все втроём, в соседних палатах, я, Саша и он. А Саша у нас связной, вот записки носит. — Улыбнулась она, кивнув на свёрнутый лист на тумбочке. — У Лёши тоже сотрясение, и он пока тоже отлеживается.

— Ясно. — С ноткой удовлетворения в голосе сказал мама. — Ну, что ж, я вижу у тебя и правда всё хорошо. Тогда я спокойная побежала на работу, а после ещё зайду. Хорошо? — Марина в ответ только кивнула. Ей очень не хотелось, чтобы мама так быстро уходила. — Жаль, что папа наш будет только через неделю, если не позже. Я ему звонила, он не может выбраться из своей экспедиции. Кстати, передавал тебе привет, и все остальные тоже. Да. Там, в пакете, — она указала на принесённый ею свёрток, — от твоей подружки, Кати, тоже посылка. Ну, давай, выздоравливай, и Лёше привет. Скажи, что я под впечатлением от твоего рассказа, и хочу поскорее лично с ним познакомиться.

Марина, чуть сентиментально прослезилась, и простилась с матерью спешно убежавшей по неотложным делам.

Время шло, и дела шли на поправку. Спустя несколько дней врач разрешил Алексею вставать, и он, наконец, смог увидеть Марину и сам с ней поговорить. Хотя Саша и говорил, что ему не тяжело, но уже не удобно было к нему обращаться, а очень хотелось.

Подойдя к заветной двери, Алексей секунду помедлив в нерешимости, чуть неловко постучал в дверь 6-й женской палаты, из которой сразу же хором женских голосов раздалось: «Да, да, войдите». И он вошёл. Входить в женскую палату было очень неловко, хоть и разрешили. Но, всё равно нельзя было отделаться от мысли, что вдруг увидишь что-то такое, что тебе мужчине, тем более молодому человеку, вовсе не стоит видеть. По крайней мере, с их женской точки зрения. Даже от врача, но мужчины, у женщин порой слишком много тайн.

Его встретили радушно. Радуга женских улыбок всевозможных возрастов, но одинаково приветливых, озарила палату. — Вам кого? — Весело спросила розовощёкая женщина с добрыми глазами, и, проследив его взгляд на Марину, добавила: — Ах. Вот и наш Лёша, если я не ошибаюсь. — На что Марина весело кивнула. — Так девочки, все быстро в тамбур, на ингаляцию, утолять никотиновый голод. — И бодро вскочив в тапочки, увела за собой всю палату, весело косящуюся на сладкую парочку.

— Прикрой дверь, пожалуйста, а то сквозит. — С нерешительной улыбкой попросила Марина, аккуратно присаживаясь в кровати.

Выполнив просьбу, Алексей сел к ней на край. Неловкое молчание длилось недолго.

— Как ты спросил он.

— Спасибо, лучше.

От смущения терялись слова и мысли, хотелось сказать многое, но как никто не знал.

— Знаешь, — начал Алексей, — только не обижайся, я честно. Всё это время, что я лежал один, в палате, мне очень хотелось взять тебя за руку, не говоря уже о том чтобы увидеть… Почему-то я не мог больше ни о ком думать, ко мне приходили друзья, родственники, моё начальство. Я им был рад, но даже общаясь с ними, я ловил себя на мысли, что думаю о тебе…

Смущёно залившись краской, лицо Марины вдруг сделалось серьёзным. В её потупленном взоре читалось желание, что-то сказать в ответ.

— Лёш, — она слегка улыбнулась, не глядя на него, — ладно, слушай. — Я ещё никогда никому такого не говорила, но больше не могу терпеть, тем более, когда ты рядом. — По ней пробежала дрожь, и Алексей её не мог не заметить, самопроизвольно его рука потянулась к руке девушки, что бы успокоить её, и на его удивление, она не как не сопротивлялась, казалось, что ей от этого стало легче. — Сразу после аварии, — продолжала она, — мне было очень больно и тяжело. Я не знала, сплю я или нет, и до сих пор, порой задумываюсь над этим. Так вот. Мне казалось, что вокруг меня тьма, только не простая, а плотная, как живая. Мне кажется, я её как-то ощущала: она безмолвно давила на меня, было очень странно и страшно. Но, потом я стала замечать растущий вокруг меня свет, тоже имеющий какую-то плотность и превратившийся в светящийся и переливающийся всеми цветами туман. Стало очень легко и беззаботно. Из него, или отовсюду, струилась музыка, и я вместе с ним неслась сквозь звёзды к тебе, я не помню точно что было потом, но ощущения очень приятные… В общем, Лёш, прости, порядочной девушке наверное не хорошо первой об таком заговаривать, но я хочу, я очень хочу, чтоб ты знал, что-то мне подсказывает, что ты правильно меня поймёшь, и я об этом потом не пожалею. Я хочу, чтобы ты был всегда рядом, что бы мы ни на миг не расставались… — Она горящим, полным страсти, взглядом впилась в глаза Алексея.

Бедный парень был обескуражен. Он и представить себе не мог, что это хрупкое, изящное создание, со всей своей юной непорочностью, готова на такой, ошеломляющий, шаг. Что её девичье сердце, может так страдать и чувствовать. Не возникало ни капли сомнения в её искренности. Да и потом, он и сам хотел признаться в чём-то подобном, но теперь начать было не с чего…

Взяв себя в руки, он, глядя в её преданные глаза, по-доброму улыбнулся: — Марин, а ведь я могу продолжить твой сон — я знаю, что было дальше. — И увидев удивление, поспешил продолжить. — Ты разве не слышала, что близким людям порой снятся одинаковые сны? Ну вот, а дальше было так. Очутившись вместе среди звёзд, мы закружились с тобой под эту музыку, а я всё не мог налюбоваться тобой. Затем, все эти вещи, ты мне там рассказала. А после мы расстались. Ты ушла, чтобы вернуться на яву. Вот так.

— Ну, по ощущениям, знаешь, похоже. Наверное, так и было.

Утро очередного больничного дня началось с неожиданности. Возвращаясь с процедур, Алексей, зашёл проведать Марину, но на его удивление её на месте не оказалось, хотя она и обещала дождаться его,