Внезапно Веня пробормотал:

— Замерла на пальчиках левой ноги… руки повесила на струну космоса;

Вокруг тихо-тихо, сыро-сыро, высоко-высоко… Не желаю судьбу без компаса.

Надуваю грудь счастьем, звездами, солнцем; глаза — улыбкой сопливой;

Ныряю в жизнь глубоко, далеко от смерти земной златогривой.

Грета Даниловна мгновенно остановилась, схватила Веню больно за правую руку и дребезжащим голосом спросила:

— Откуда ты знаешь эти строки?

— Да так… Было в подвале нацарапано на стене… Чушь какая-то…

— Пошли! — выпалила Грета Даниловна срывающимся голосом, и поволокла мальчишку обратно к школе, держа его руку хищной хваткой. От неожиданности Веня даже выпустил из рук велосипед, который с грохотом рухнул на асфальт.

У школы уже никого не было кроме директора, который сидел на ступеньке крыльца, по-кошачьи зажмурившись навстречу солнышку и наслаждаясь постшоковыми минутами расслабления.

— Открывайте сейчас же подвал! — гаркнула Грета Даниловна в ухо Борису Борисовичу, отчего очки и глаза у того в панике разбежались в разные стороны. Конвульсивными движениями он схватил стекляшки и уставился на Грету Даниловну.

— Опять вы?! Ну, сколько можно! Я уже все показал! — Борис Борисович вел себя намного смелее, чем тридцать минут назад. Конечно, ведь опасность миновала. А тут опять какая-то угроза, которую нужно немедленно устранить.

— Если ты не откроешь этот чертов подвал, я позвоню Муку Аркадьевичу и…

— Все-все-все, — привычно заблеял Борис Борисович. — Открываю. А то сразу — Муку Аркадьевичу, Муку Аркадьевичу!

В подвале Грета Даниловна бросилась к стене, где было ручкой нацарапано стихотворение и, жадно ощупав пальцами острые буквы, зарыдала.

— Мой мальчик. Мой Карлос. Ты здесь был. Как это возможно? Веня! Ты был прав! Ты видишь? Это его любимое стихотворение! Он любит космос и сопли! Это его почерк!

— Сопли? — растерянно спросил Веня, еще не сообразив, что его система все-таки работает!

— Неважно! Главное, что твоя система ра-бо-та-ет! И мой сын жив! — Грета Даниловна принялась с дурным блеском в глазах остервенело трясти Веню за плечи.

— О! А знаете, что это значит? — очнулся Веня. — Моя система ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ра-бо-та-ет!

— Ну, хватит! — прервал затянувшийся диалог Борис Борисович. — Выходите! Школа уже не ра-бо-та-ет! Имейте совесть. Сегодня был тяжелый день. Хочу домой и яблоко.

— Подождите, здесь должно быть еще что-нибудь, какие-нибудь следы пребывания моего мальчика, — Грета Даниловна, озираясь, постепенно углублялась в подвал, заполненный пирамидами из коробок, рюкзаков, и стеллажей. На полу валялась бесхозная книжка «Уроки чечетки», почему-то распахнутая на двадцатой странице.

— А у кого есть ключи от подвала? — пытал, тем временем, Борис Борисовича Веня.

— У меня, у Кружки и у Гоблина.

— Какая еще Кружка? Какой еще Гоблин?

— Кружка — это наша уборщица, а Гоблин — охранник. Вы что, ребенком никогда не были? Не лепили прозвища на честных людей? — Веня ухмыльнулся. Он уже привык, что его воспринимают полноценным взрослым человеком. — Кружку зовут на самом деле… Ай! Я уже и не помню, как ее зовут. Дети назвали Кружку Кружкой, потому что она везде таскает за собой свою огромную кружку и беспробудно поглощает зеленый чай с молоком. Ароматный такой. То с земляникой, то с манго, то с клубникой. Один раз притащила чай с ароматом вареного лука. Ммммм… Обожаю вареный лук! Кружка всегда при ней. И как в Кружке умещается столько чая?

— А как в кружке может не умещаться чай? Она же для этого и сделана. — заметил Веня.

— Да не в этой кружке, а в Крууужке! Как ее там? Ай! Ладно! А Гоблина зовут… Ну, надо же! И этого уже не помню, как назвать. Чудеса! Короче, он просто некрасивый. И с дикцией у него проблемы. И зубы какие-то странные. И большой такой. И походка тяжелая. И голос низкий. И запах от него прескверный. Одним словом — Гоблин, — заключил Борис Борисович.

— Нам нужно пообщаться с Кружкой и Гоблином… Грета Даниловна, а Вы что там делаете? — призвал Веня торчащую из дальнего левого угла подвала Грету Даниловну.

— Я нашла платье! — отозвалась та.

— Ваш сын носит платье? — поинтересовался Борис Борисович.

— Ну, конечно, нет. Просто оно красивое. Могу я его забрать? Люблю длинные платья.

Веня и Борис Борисович смотрели на Грету Даниловну с непритворным удивлением.

— Мы ищем платье или Вашего сына? — вспыхнул Веня, утвердившись лишний раз в легкомысленности любителей запаха корицы.

Грета Даниловна как будто очнулась, бросила платье на пол и подбежала к Вене, сгорая от стыда.

— Извините. Когда вижу платье, то забываю обо все на свете.

— Так, где можно найти Кружку и Гоблина? — закончил Веня.

Грета Даниловна вытаращила глаза, не понимая о чем или о ком речь.

— Кружка, как и все нормальные люди, любит аромат вареного лука, а Гоблин некрасивый, — прокомментировал Веня свой вопрос для Греты Даниловны. Однако, прояснение от такого комментария не наступило.

— Приходите утром. Пообщаетесь. А теперь разрешите мне исчезнуть. Устал. Хочу домой и банан.

Директор школы, Веня и Грета Даниловна вышли из подвала и договорились встретиться ровно в девять утра следующего дня на этом же месте.

Грета Даниловна проводила Веню до дома под его несмолкаемый гул самовосхищения. На этот раз она отнеслась к хвалебным высказываниям без иронии и скептицизма. Ведь этот мальчишка, как умелый крючок, исхитрился зацепить нужную петельку в бесконечном пространственном потоке бесполезной информации.

Дом Греты Даниловны располагался в центре города на престижной улице «Молочной», названной так из-за дороги здесь белого цвета, ограждённой карамельно-рыжими бордюрами.

Небольшой участок с домом Греты Даниловны был окружён невысоким забором с изображениями рыжих собак на зеленом фоне, бегущих по всему периметру влево. Это были изящные гончие — любимая порода супруга Греты Даниловны.

Грета Даниловна вошла в гостиную, где на столе стояли фотографии сына и супруга и прошептала: «Люблю».

***

На следующий день Веня, Грета Даниловна и Борис Борисович встретились у подвала школы. Грета Даниловна надела новый плащ серого цвета, который отличался от предыдущего только тем, что застегивался на молнию, а не на пуговицы. На голове у нее красовалась широкополая шляпа зеленого цвета. Веня выглядел все также представительно красиво. А Борис Борисович держал в руке апельсин, опасаясь, что встреча снова затянется, и он будет страдать от отсутствия возможности слопать какой-нибудь фрукт.

Вокруг школы носились, сновали, возились, прыгали, бегали, ползали, летали разнокалиберные школьники.

— Я тебя съем! — пищал высокий.

— Нос откушу! — гремел пузатый.

— Вперееед! — скакал короткий на длинном.

На переменах всех детей накрывал шарм необузданности и истерии. Этот мир не был бы завершенным без школьного хорового визга.

— Доброе утро, Грета Даниловна! Доброе утро, Борис Борисович! — задорно прокукарекал