Эрих. Что ж, Эрих определенно казался счастливым. Домой он приезжал не реже двух раз в месяц, задерживаясь не более чем на три-четыре дня, а когда был дома, то был добр, но рассеян как с детьми, так и с Лизой. «Я сделал вазэктомию», – сказал он Лизе постфактум, добавив, что в этом неспокойном мире и так достаточно детей. Эрих приезжал на праздники, Рождество, День благодарения, Пасху и Четвертое июля и пытался попасть домой на дни рождения детей и Лизы. После ночи или двух на Нантакете его внутренние часы перестраивались на североамериканское восточное время, и он занимался любовью, или чем-то похожим на любовь, с Лизой.

Чего ей больше всего не хватало, когда он был дома и когда его не было, так это простых физических прикосновений, которые заставляли ее сердце таять, заставляли ее чувствовать, что они принадлежат друг другу. Конечно, Лиза получала много объятий и поцелуев от Джульетты и Тео, но не от Эриха. Он не держал ее за руку, когда они выбирались в свет. Он не обнимал ее за плечи, когда им приходилось бежать под внезапно начавшимся дождем. Он не притягивал ее к себе, когда они смотрели телевизор. Он не спал, прижавшись к ней, а лежал на боку лицом к стене. Он не делал ничего физического, что давало бы ей ощущение тепла и безопасности, похожее на объятия с партнером в гнездышке. Когда она пыталась прикоснуться к нему, он только улыбался ей. И чуть отодвигался.

Почему она не заметила этого раньше? Была ли она слишком ослеплена его красотой, его добрым, но врожденным превосходством, его утонченностью?

Она бесконечно говорила об этом с Рэйчел.

– Он не изменился, – сказала Рэйчел. – Изменились лишь твои ожидания. Ты думала, что у вас будет брак, как у твоих родителей. Вместо этого – о, разве люди не говорят снова и снова, что мужчины не меняются, а женщины не перестанут пытаться их изменить? У вас двое детей. Магия исчезла. Радуйся тому, что имеешь.

Когда детям исполнилось девять и одиннадцать, у нее появилась блестящая идея.

– Эрих, – сказала Лиза однажды ночью по телефону, когда он был в Лондоне, а она лежала в постели, – у меня есть прекрасная идея! Давай отвезем детей куда-нибудь в Европу этим летом! Туда, где тебе нужно быть по работе, в Цюрих или Париж, это не имеет значения, но Цюрих был бы хорош, потому что тогда ты бы мог показать им, где работаешь, и они могли бы наконец узнать, где ты находишься, когда тебя нет дома. Днем ты бы мог работать, а я могла бы осматривать достопримечательности вместе с детьми.

После долгой паузы Эрих согласился:

– Это блестящая идея. Я сверюсь со своим календарем и свяжусь с тобой.

– Свяжешься со мной? – Лиза рассмеялась. – Ты говоришь так, будто мы заключаем деловую сделку.

– Ну, что ты хочешь, чтобы я сказал? – раздраженно рявкнул Эрих.

Он никогда раньше не говорил с ней таким тоном, и именно этот тон, как и его слова, вывели Лизу из транса, заставили ее осознать правду.

– Эрих, ты меня любишь?

– Конечно, – вздохнув, сказал он ей. Прежде чем Лиза успела ответить, он добавил:

– Ты же знаешь, мы стали старше. Мы не должны были принимать такие важные решения, когда еще учились в колледже. Даже самые зрелые люди могут ошибаться.

– Я – ошибка? – спросила Лиза.

– А я? – возразил Эрих. – Подумай об этом хорошенько, Лиза. Между нами было много химии, когда мы встретились, и, вероятно, столько же любопытства, потому что наши жизни такие разные. Сначала я думал, что это сработает, потому что, казалось, мы подходим друг другу, и мы хорошо провели время, путешествуя по Европе. Но как только появились дети…

– Продолжай. Закончи фразу.

– Хорошо. Продолжу. Лиза, я думал, ты сможешь жить моей жизнью вместе со мной. Ты прекрасна, или, по крайней мере, была. Ты умна, но не амбициозна. Тебе нравится торчать в том больничном магазине, играть с чужим барахлом и устраивать распродажи выпечки для школы, хотя ты могла бы помогать мне развлекать действительно важных людей. Если бы ты, например, попыталась выучить арабский или хотя бы немецкий язык, мы могли бы быть отличной командой… но ты этого не сделала. Я не знаю, то ли ты боишься, то ли у тебя комплекс неполноценности, то ли тебе просто нравится быть хаусфрау [2]. Это не твоя вина, но мы с тобой идем по совершенно разным путям.

Долгое время Лиза молчала.

– Ого, – тихо сказала она, когда смогла отдышаться.

– Я рад, что мы завели этот разговор, – сказал Эрих. – Я боялся его начать. Я не хочу быть жестоким, Лиза, и я любил тебя, но люди меняются. Ты изменилась больше всего. Будь честна со мной сейчас. Если бы я попросил тебя отвезти детей к родителям, бросить зубную щетку в сумку и улететь сегодня вечером в Лондон, ты бы согласилась?

Ошарашенная, она не ответила. Не могла.

– Ну вот, понимаешь? Ты просто очередная толстая мамочка, застрявшая в захолустье, живущая на мои деньги и не стоящая их, честно говоря. Я не думаю, что ты действительно любишь секс. В колледже ты была готова на все, я признаю это, для тебя все было в новинку, и это было весело. Но как только ты родила детей, ты сдулась. Я хочу быть с кем-то сексуальным, раскованным, полным энтузиазма, кто готов позволить мне делать все, что я хочу.

– Эрих, остановись.

Ее сердце бешено забилось. Она тихо сказала:

– Похоже, у тебя… есть любовница.

– Я думаю о ней как о возлюбленной.

– Я полагаю, она говорит на нескольких языках.

– На самом деле так и есть. Она наполовину иранка, наполовину испанка. – Эрих вздохнул. – Послушай, Лиза, нам было хорошо вместе. Ты не можешь перестать быть такой, какая ты есть. Давай поступим как взрослые люди и будем двигаться дальше.

Лиза крепко держалась за свое достоинство, чтобы отвечать хладнокровно, рационально и утонченно.

– Да, давай.

Джульетте было одиннадцать, Тео – девять. Лизе было сорок.