Слава о духовных подвигах Сергия и дарованной ему от Бога благодати распространилась не только в Русской земле, но и в странах отдаленных. К богоносному пустыннику пришли посланные от Патриарха Царьградского Филофея и принесли ему крест28, параманд, схиму и послание Патриарха. «Не к другому ли кому вы посланы?» – спросил их смиренный Сергий, а сам поспешил к святителю Алексию и донес ему о случившемся. По прочтении послания, в котором Патриарх советовал составить общее житие в обители, митрополит, и со своей стороны, подтвердил совет Патриарха.

С того времени в обители Троицкой учреждено совершенное общежитие29 и запрещено инокам что бы то ни было называть своим, потому что всякая собственность в монастыре должна быть общею для всех. Так совершилось благоустройство обители, причем стало возрастать число братии и начало водворяться в ней всякое обилие. Но, чтобы избыток не повлек за собою нерадения и пороков, мудрый основатель обители ввел в ней странноприимство, питание нищих и подаяние просящим30. Об этом учреждении он сказал ученикам своим: «Если сохраните заповедь мою без роптания, то и по кончине моей обитель распространится и многие годы стоять будет, благодатию Христовою»31.

Казалось, что после того монастырь Сергиев уже безопасен от превратностей; но внезапно поднялась буря, которая едва не лишила обители блаженного ее основателя и хранителя. В один субботний день святой Сергий стоял в алтаре, совершая сам вечернюю службу. Брат его Стефан, который опять пришел в обитель, стоял на левом клиросе. «Кто тебе дал эту книгу?» – спросил Стефан канонарха. «Игумен», – отвечал тот. «Кто здесь игумен? – с гневом сказал Стефан. – Не я ли первый основал это место?» И прибавил к тому другие жесткие слова. Сергий слышал все это в алтаре. Ему понятно было, что здесь излилось тайное негодование многих на новый порядок обители32. По окончании вечерни он не пошел и в келью, а удалился из обители на место, называемое Киржач, где вскоре собралось к нему немало братии и где был основан монастырь. Лучшие старцы Троицкой обители умоляли святителя Алексия возвратить им игумена. Немедленно святитель послал к Сергию двух архимандритов, убеждая его возвратиться на первоначальное место подвига. Узнав волю архипастыря, смиренный угодник Божий отвечал посланным: «Скажите господину моему митрополиту, что все исшедшее из уст его принимаю, как из уст Христовых». Он возвратился в Троицкую обитель, где ученики, радуясь возвращению любимого наставника, целовали руки его, ноги и одежду.

В это время святитель Алексий был обременен заботами о водворении мира и утверждении единодержавия в земле Русской. Еще прежде, вскоре после того, как Димитрий Суздальский без борьбы уступил престол великого княжения юному Димитрию Московскому, последний должен был помочь первому в получении Нижегородского удела, неправильно захваченного братом его, Борисом Константиновичем по смерти другого брата, Андрея. Первосвятитель послал в Нижний Новгород преподобного Сергия объявить Борису, чтобы шел судиться с братом к великому князю; но князь отвечал, что повинуется только велениям хана. Тогда Сергий, согласно с волей митрополита, затворил все храмы в Нижнем Новгороде, а великий князь двинул войска свои; Суздальские князья разделились между собою мирно33.

Подкрепляемый мудрыми советами великого святителя, юный Димитрий Иоаннович усмирил своеволие новгородцев и выдержал несколько нападений Ольгерда Литовского, который, победив немецких рыцарей, скучал миром и искал случая к войне, несмотря на преклонную свою старость. Он усердно помогал брату второй жены своей, Тверскому князю Михаилу Александровичу, и кровавая брань между Москвою и Тверью продолжалась с ожесточением. Михаил Тверской успел достать себе в Орде ярлык на великое княжение и возвратился оттуда с ханским послом. Но время беспрекословного повиновения воле ханской уже миновалось. Тщетно посол звал Димитрия во Владимир выслушать грамоту хана34; он отвечал: «К ярлыку не еду, Михаила во Владимир не пущу, а тебе, послу, даю путь свободный». Действительно, Михаил не только не мог занять столицы великого княжения, но, гонимый московскими отрядами, едва успел пробраться к зятю своему Ольгерду в Вильну. Советники великого князя убедили его и святого Алексия призвать Тверского князя для примирения в Москву; но здесь споры князей еще более усилились, и князь Тверской был на несколько времени задержан в Москве35. Это несчастное происшествие еще более разожгло закоренелую вражду, и великий князь должен был пять лет бороться с Михаилом Тверским и наконец усмирил его, ополчившись почти со всеми удельными князьями и осадив Тверь. Тогда наконец заключен был мирный договор между Москвою и Тверью36.

Около того же времени Димитрий успел усмирить и Литву, где в 1377 году умер поседелый в коварстве старец Ольгерд37.

Земля Русская наслаждалась спокойствием, и все удельные князья повиновались великому князю не как старшему между равными, но как государю; один только смелый Олег, князь Рязанский, оставался тайным врагом Москвы и ждал случая, чтобы удовлетворить своему честолюбию.

Примирение великого князя с Михаилом Тверским было последним государственным делом великого святителя Алексия. Последние годы его были омрачены скорбию о беспорядках, которые современники называли «церковною смутою». Король польский Казимир и князь огнепоклонников Ольгерд сильно злобились на митрополита за попечение его о Московском великом княжестве. Они требовали от Патриарха Филофея особого митрополита для западных епархий. Патриарх был вынужден уступить воле властителей иноверных38 и посвятил в сан митрополита Антония, епископа Галицкого, а по смерти его – Киприана, родом серба, и притом с тем, чтобы по смерти святого Алексия он остался митрополитом всея Руси. Великий князь Московский выразил сильное неудовольствие назначением Киприана без его согласия, при жизни святого Алексия.

При таких обстоятельствах маститый первосвятитель, чувствуя приближение своей кончины, захотел, подобно предшественнику своему, блаженному Феогносту, избрать себе при жизни достойного преемника. Он призвал к себе преподобного игумена Сергия и приказал принести для него золотой крест. «Прости меня, Владыко, – сказал с поклоном Сергий, – я от юности не носил злата, тем более в старости желаю пребывать в нищете». Тогда святитель объявил богоносному пустыннику, что он, чувствуя немощь старческую, намерен посвятить Сергия в сан епископа и назначить его своим преемником. Не только с глубоким смирением, но даже с живою скорбию отрекся любитель пустыни от высокого назначения. Долго и настойчиво старался святитель убедить Сергия; но смиренный труженик сказал ему решительно: «Владыко святый! Если не хочешь прогнать нищету мою от твоей святыни, не говори о таком тяжком бремени моему недостоинству». Уразумев, что дальнейшие настояния заставят Сергия удалиться в безвестную пустыню, прозорливый святитель отпустил его обратно в монастырь.

Кто может изъяснить