Шрифт:
Закладка:
Какой бы там ни был спрос, но хамить-то зачем?
Потом я поняла: КГБ за меня не хлопотал, сама по себе я вызывала у Шима настороженность. Зачем ему конкуренты?
Сейчас я даже не знаю, где он. Остался ли в сердцах читателей?
Я написала этот эпизод для того, чтобы напомнить, какое было время. Молодой чиновник с корочками – это цветочки. КГБ пользовался настоящими уголовниками, которые могли дать по голове в темном подъезде. Так и делали. А еще были «топтуны».
Солженицына преследовали, а не убили его только потому, что боялись реакции Запада. То же самое можно сказать и о Владимире Войновиче. К этому времени он уже набрал авторитет как писатель и как правозащитник. Он уже написал две книги о Чонкине. Вторая книга показалась мне слабее.
Я его спросила:
– Почему вторая книга написана хуже?
Он ответил:
– Я писал ее в таких условиях, в которых вообще невозможно работать.
Его преследовали, угрожали, травили в прямом и переносном смысле. Он буквально рисковал жизнью.
Недавно Войнович давал интервью каналу «Совершенно секретно». Он сказал: «Мне надо было быть немножко хитрее. Соглашаться с ними хотя бы на словах».
А он пер напролом. Демонстрировал стойкость духа. Перед кем? Перед лицемерами. Они запрещали Высоцкого, а сами с восторгом слушали его песни. Они запрещали Войновича, а сами с удовольствием читали его книги. Не Брежнева же им читать.
Помимо социального характера, в нем была потребность к справедливости. Любую, даже мелкую, несправедливость он буквально не выносил. В дальнейшем эта черта развилась в нем, разрослась, Владимир Войнович превратился в настоящего правозащитника, в совесть нации.
На таких людях держалась нравственность нашего общества. Такие личности, как Войнович, Солженицын, Лихачев, Ростропович, – именно они подготовили перестройку и свалили колосс на глиняных ногах, именуемый Советский Союз.
То, что происходило в жизни Владимира Войновича, случилось задолго до перестройки. Какие-то официальные люди пришли к нему домой и сказали:
– Наше терпение кончилось. Вы должны покинуть страну.
Он ответил:
– Мое терпение тоже кончилось. Я уезжаю.
В аэропорту его обыскивали. Заставили снять обувь. Таможенник в чине капитана внимательно исследовал ботинок.
– Что вы там ищете? Свою совесть? – спросил Володя.
Капитан покраснел и вернул ботинок. Добавил:
– Никаких претензий к вам не имеем.
Видимо, капитан был думающий человек и, скорее всего, читал «Приключения Ивана Чонкина».
Войнович с женой Ириной и дочерью Олей улетели в Германию. Володя увез с собой свою семью, свой талант и свои убеждения.
Дома он оставил свой родной русский язык, двоих детей и первую жену Валю Болтушкину.
Судьба Вали сложилась тягостно, можно сказать, не сложилась.
Володя в силу обстоятельств не мог ей полноценно помогать. Валя, не имеющая образования, работала уборщицей. Мыла две школы. Надорвалась. И умерла довольно рано, не дожив до шестидесяти.
Павел (сын Володи) рассказывал мне, как однажды он пришел на ее могилу. Ограда покосилась, поскольку разрушился бетонный фундамент. Я уже писала эту историю, но мне хочется ее повторить. Паша принес цементную смесь, воду в канистре, замешал, стал поправлять фундамент. И в этот момент прилетела птица и села на ограду. Птица – не маленькая, величиной с голубя. Она щебетала, трепетала крыльями, как будто радовалась Паше. И никуда не хотела улетать. Паша не сомневался: это – мама. Ее душа. Иначе и быть не могло. Любовь матери к сыну не могла исчезнуть бесследно.
Ирина – воплощенная мечта Володи Войновича.
Валя Болтушкина была мила его сердцу, но в сравнении с Ириной казалась слишком простой, примитивной. Он ее никуда с собой не брал. Стеснялся.
Когда Володя был плотником, малярша Валя соответствовала его статусу. Но Володя стал писателем, и не просто писателем, а знаменитостью, и вот на этом звездном фоне Валя казалась полным мезальянсом.
Ирина – жена лучшего друга Камила Икрамова, большеглазая блондинка, с высшим педагогическим образованием, строгая и недоступная, – она стала навязчивой мечтой Володи. Он буквально бредил наяву. Он приходил к Камилу Икрамову как к другу и редактору. Ирина принимала посильное участие. Всех троих объединяли общие высокие интересы. Потом наступал вечер. Ирина раскладывала диван и стелила постель. Это было их с Камилом брачное ложе. Несчастный Володя не мог это видеть и уходил из их дома. Он шел по темным улицам и плакал. Любовь…
Ирина, естественно, все понимала. Она не собиралась менять свою жизнь, но капля камень точит. Ей нравилось быть любимой. Она привыкла к чувствам Володи, как к наркотику. Было еще одно немаловажное обстоятельство. Камил оказался «не по этому делу», как говорится. А Володя – «по этому делу». К тому же Володя начал успешно печататься, становился все более знаменит. Это был уже не прежний начинающий писатель, метр с кепкой, в задрипанном костюмчике. Это была восходящая, более того – взошедшая звезда. Пусть маленького роста, но мал золотник, да дорог.
Володя активизировался, он переманивал жену Камила, становился все настойчивее. Очень кстати подоспела моя фотография в машине. Я лучезарно улыбалась белыми зубами, в клетчатом заграничном платье. Ирина занервничала и ушла от Камила к Володе.
Володя испытывал самые противоречивые чувства. С одной стороны – исполнение мечты. А с другой стороны – четыре жертвы: Камил, Валя Болтушкина и двое детей – Марина и Паша. Я не думаю, что любовь к Ирине полностью перечеркнула чувство вины. Володя наверняка ощущал тяжесть своего предательства. Но что же делать? Не он первый, не он последний. Отказаться от своей любви он тоже не мог.
Володя и Ирина стали жить вместе. Этот период совпал с Володиным инакомыслием. Начались неприятности. Перестали печатать, полное безденежье.
Ирина потеряла родителей – отца и мать. Они погибли как-то странно и одновременно. Возможно, это был метод давления на Владимира Войновича: ты так, а мы – так…
Все кончилось тем, что Войнович уехал из страны. В это же время уезжал и Солженицын.
Самых честных, самых талантливых выдворяли из России, и еще хорошо, что не убили.
Началась жизнь в эмиграции. Об этом времени Володя пишет в своей книге «Автопортрет».
Первая часть книги посвящена детству, юности, молодости, становлению. Во второй части отражена жизнь в эмиграции.
Язык писателя резко меняется. Войнович становится раздраженным, всем клеит ярлыки: Солженицын – противный, Копелев – неумный, Ленин – глупый. Я готова согласиться, что Солженицын временами бывал противный, как и каждый человек. Насчет Копелева – не знаю. Но назвать Ленина глупым…
Мы привыкли слышать, что Ленин – гений человечества.
