— Господин генерал, войску нужен отдых.

— Некогда нам отдыхать, полковник. До конца кампании едва месяц остался, дальше у солдат, да и у офицеров будут кончаться контракты. Эберст сидит как в осаде. А вы говорите, отдых. Пороха у нас мало. Нам оказию придётся в лагерь к реке за ним посылать, — отвечал Волков. — Нет времени отдыхать, совсем нет.

— Вчера я надорвал двух лошадей, таская пушки в гору, — поддержал полковника капитан Пруфф.

— Лошадей мы вчера взяли у врага целый обоз, берите, сколько вам надо, капитан. Тем более что дорога теперь пойдёт вниз, нам и надрываться не придётся.

Но офицеры не уходили, теперь заговорил капитан ландскнехтов:

— Господин генерал, люди мои, как и все остальные в войске, вас весьма уважают, для них вы Длань Господня, сам сегодня слышал это ваше прозвище среди своих солдат, но все устали, тяжелейший марш, а затем тяжёлый бой, весь день на страшной жаре до самой ночи. Дозвольте людям отдых, один день без доспехов, и не в строю, они хоть помоются в реке, попьют пива.

— На всех в этом захудалом городишке пива не хватит, — отвечал кавалер, — город грабить не дам, а то вас потом опять не собрать будет, — он чуть помолчал. — Ладно, один день, господа, один день! Завтра до зари чтобы построены были в колонны.

Офицеры ушли, чтобы сообщить своим подчинённым радостную весть: генерал даёт один день на мытьё и отдых.

Позавтракав, он пошёл к раненым, там поговорил с господином Фейлингом. Тому арбалетный болт пробил правую икру. Нога у молодого человека была завёрнута в тряпки. Он был бледен, но при виде генерала крепился, хорохорился, мол, он человек бывалый и мужественный, и всё ему нипочём.

— Коли не случится жара или ещё чего всякого, так будет хорошо, — уклончиво говорил немолодой лекарь.

Лекари, они никогда не говорят наверное, вечно всё вокруг да около, да «может быть» и «может статься». Волков не поленился, велел размотать тряпки, взглянул на рану. Рана зашита, вокруг не очень красна.

— Буду молиться за вас, — обещал он Фейлингу, — по опыту, а он у меня немалый, скажу, что пока всё неплохо с вашей ногой. Крепитесь, друг мой.

Он ушёл от раненых, не забыв поддержать их всех словом. Офицеры его занимались осмотром захваченного обоза, а он велел Гюнтеру сделать ванну, а пока позвал капитана Дорфуса и снова сел с ним за карту. Но никаких новых мыслей ни ему, ни капитану в голову не приходило. После того как он избавился от угрозы с запада, перед ним опять замаячил вопрос, который они с Дорфусом уже не раз обсуждали: Арвен или Мюлибах? Куда ему идти после?

Но вот что его удивляло: к нему до сих пор ещё не приходил никто из горожан. То ли беспечны, то ли глупы, то ли заносчивы.

Он послал в город господ Румениге, Хенрика и десяток своих гвардейцев найти бургомистра или кто у них там старший будет. Волкову как раз Гюнтер нагрел ледяной воды из реки, и генерал принимал ванну. Он сидел на солнышке в теплой воде, со стаканом вина в руке и тарелкой сыра, что стояла рядом, на маленьком столике, когда к нему приволокли старика. У того было разбито лицо, крепко разбито.

— Это кто его…? — спросил кавалер.

— Уж, извините генерал, то я не сдержался, — отвечал Хенрик. — Нестерпим был старый дурак, в лае своём неуёмен.

— Насилу удержал его, — негромко сказал сержант Франк, подходя ближе к генералу, — старик глуп и зол, а господа стали яриться от этого.

Волкову понравилось, что на сей раз грубый и скорый на расправу сержант выступил примирителем:

— Ты молодец. Правильно сделал, — он поверх стакана посмотрел на старика и спросил его: — Так за что же вас избили, горожанин?

— За то, что сказал правду этим псам, — высокомерно отвечал старый человек разбитыми губами.

— И в чём же твоя правда, старик? — Волков стал злиться на горожанина за то, что тот так просто начал разговор с ругани. Так не прислало вести дела.

— В том, что вы псы поганые и смрадные, а ты из всех псов самый смрадный, — стал говорить брань старик и дальше говорил, в каждое слово вкладывая свою ненависть и кривясь в презрении. — Рыцарь Божий! Смрадный пёс сатаны, цепной пёс пса-папы, вот ты кто.

— А он правда бургомистр? — спросил кавалер у Хенрика на сей раз уже спокойнее, он уже знал, что будет делать, а когда он это знал, так и злиться переставал.

— Так нам сказали, — отвечал молодой господин.

— Плохой из тебя бургомистр, старый ты дурак, — говорил старику кавалер, — за дерзость твою сожгу я город, что тебе доверился. От большого ли ума ты свой лай затеял?

— Сожги, демон папский, то во власти твоей, — гордо отвечал бургомистр. — Мы новый отстроим, ибо с нами Господь, а не с тобой.

— Да-да, слышал я от вас, еретиков, уже это, — Волков махнул рукой, — только вот Господь пока мне победы дарует, а не вам.

— Раньше, во все века мы вас били и впредь будем, не бывать дьяволу поверх праведных! Я сам, пока в силах был, вас, свиней, резал, и на юге, и в других землях. И впредь мы будем вас бить.

Волков чуть из ванны после таких слов не выскочил:

— Нет, более не будете. Ибо костны вы и глупы. Не видите, что не в силах вы более. Бил я вас и бить буду, потому что время ваше проходит. Дальше будут в поле пушки царствовать, мушкеты, а не ваши баталии, не пики и не алебарды. Но то для вас секрет, и об этом секрете ты, еретик, никому ничего не расскажешь, так как сдохнешь сегодня. Сержант! Найди охотников, пусть повесят старого ублюдка. Обещай охотникам талер.

— Я сам его вздёрну, господин, — отвечал сержант Франк.

Он схватил старика за худую шею, поволок прочь, а Волков его остановил:

— Стой, сержант!

Сержант Франк остановился.

— Ты этого уже не увидишь, старый дурак, но город твой сегодня сгорит, имущество ваше побрано будет, а все ваши бабы будут, к радости моих людей, взяты, и не раз, помирай с мыслью об этом, бургомистр.

Старик что-то хотел крикнуть ему в ответ, но сержант Франк тяжеленной рукой старого солдата так врезал ему, что у того и зубы вон. И приговаривал при том:

— Заткнись, еретик, молился бы лучше своему сатане перед смертью, а не лаялся с господином генералом.

Старика он тут же повесил на