Эл понял, что его кости раздроблены, еще до того, как перевернулся, словно какой-то агонизирующий слон, и попытался подняться на ноги. Карабкаться не получалось, но он все-таки встал, бросив свое огромное тело набок, а затем попытавшись зацепиться своими неуклюжими ногами. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как его хлысты внезапно опустели. Их пленница исчезла из пут. Мгновение спустя холодная-холодная боль скользнула в его бок и снова вышла, и он понял, куда делась Дасумия. Он не стал пытаться повернуться к ней лицом лишь для того, чтобы увидеть меч, с которого капала его собственная кровь, и дать ей лучшую цель для удара, но сосредоточился на том, чтобы игнорировать боль и вызвать другое заклинание. Лезвие снова вонзилось в него, но Эл знал, что его огромная туша предохраняет его от того, чтобы можно было перерезать ему горло. Леди не могла дотянуться до него, не карабкаясь так, что он мог бы просто упасть на нее, выиграв этот бой навсегда. Он отшатнулся и услышал ее испуганное проклятие и звон упавшего меча, отскочившего от камня. Теперь он действительно начал поворачиваться, тяжело переваливаясь. Если бы лезвие было достаточно близко, он мог бы броситься и похоронить его. Он встретился с испуганными глазами Дасумии — та поднесла одну руку ко рту, взглянула на меч, лежащий так близко к нему, — и исчезла за мгновение до того, как Эл завершил свое заклинание. Это была инкантация магии крови. Эл запрокинул голову и закричал от боли. Пока магия исцеляла его раны, он чувствовал, как огонь бушует в его гигантском теле — огонь, который вспыхивал, бушевал, а затем быстро угасал по мере того, как исцеление приближалось к завершению. Она также могла телепортировать его туда, где была его свежепролитая кровь — на полу под ним, на мече всего в нескольких футах от него... и на руках королевы, где бы она ни была! Заклинание вспыхнуло, храм вокруг него изогнулся, и он внезапно оказался за алтарем, где сидящая на корточках Дасумия смотрела на него с испуганным удивлением. Он протянул руку, чтобы схватить ее, если она попытается убежать, и потерял равновесие, падая на нее. Дасумия снова перекувырнулась назад, задев пятками парящую Черную Руку Бэйна — и Эл рухнул в нескольких дюймах от ее отчаянно откатывающейся фигуры. Он попытался схватить, но не смог дотянуться, и все еще пыхтел, барахтался и пытался развернуть свое огромное тело так, чтобы его раздутая и деформированная рука могла коснуться ее, когда она прижалась к задней стене храма и произнесла еще одно заклинание, одарив его кошачьей улыбкой триумфа. Что-то вспыхнуло. Эл повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из парящих ужасов в шлеме оплывает и извивается, распадаясь на вращающуюся сферу из зазубренных металлических осколков — осколков, которые прекратили танцевать в воздухе и потоком устремились прямо на него. Эл вскинул одну тяжелую руку перед глазами и горлом, а другой схватил вслепую, почувствовал, как Дасумия сопротивляется, безжалостно стиснул ее как тряпичную куклу, и поднял ее перед собой в качестве щита.

Когда обжигающие осколки вонзились в него в трех или более местах, Эл услышал, как Дасумия ахнула, а затем звук резко оборвался. Когда он опустил руку, то увидел, что она закусила губу, кровь стекала по ее подбородку, а глаза были закрыты на искаженном лице. Зазубренные осколки пронзили ее в дюжине мест, и она дрожала. Бело-голубые искорки магии, исходящие от нее, могли быть случайностями... или чем-то другим. Пока он смотрел, осколок наклонился, повис, затем отломился и упал, заметно уменьшившись. Другой, казалось, растворялся в ней, а еще один — боги! Внезапная боль заставила Эльминстера уронить своего врага. Ее изуродованное тело упало на его огромную тушу — и началась настоящая боль. Горящий... дым поднимался от того места, где она лежала, распластавшись на его бугристой плоти, и медленно тонула. Кислота! Она превратила свою кровь в кислоту, и это разъедало его и осколки. Что ж, наблюдающие боги знали, что он бы не пощадил плоть, лишь бы не проиграть, но ему нужно было убраться от нее подальше. Он схватил ее, изо всех сил швырнул в парящую Руку Бэйна и с удовлетворением увидел, как она вяло ударилась о неё и на мгновение замерла, прежде чем собственный вес потянул ее вниз, и она исчезла из виду за алтарем. Струйки дыма поднимались от руки, пока немного оставшейся кислоты разъедало и ее тоже. Эл мрачно сел и вздохнул. Возможно, она и была без сознания, но у него не хватило сил раздавить ее. Вот если бы он столкнул ее в яму и положил эти две скамьи сверху …Нет, он не мог быть таким жестоким. И поэтому, когда она очнётся, Эльминстер Омар умрет. У него почти закончились заклинания, и он все еще был заперт в этой гротескно увеличенной форме, вряд ли способный пройти через проходы, которые привели его сюда. Он мало что мог сделать, чтобы остановить злую госпожу-наставницу, которой Мистра послала его служить. Ее магия превосходила его так, как его магия превосходила магию новичка. Она была бы великолепной и способной служанкой Мистры, лучшей Избранной, чем он, если бы только была достаточно послушной, чтобы повиноваться кому угодно. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть на символ Бэйна, и вызвал мысленный образ бело-голубой звезды Мистры.

— Владычица Тайн, —  сказал он вслух, и его голос эхом отозвался в теперь уже безмолвном храме, — Тот, кто был твоим слугой, взывает к тебе в своей нужде. Я подвел тебя и подвел в своем служении той, кого зовут Дасумия, но посмотри на ее силу, которая могла бы хорошо послужить тебе вместо меня. Помоги Дасумии, молю, и...

Внезапный, обжигающий холод потряс его до нечленораздельного крика. Он почувствовал, что неудержимо дрожит, когда магия, более сильная, чем когда-либо прежде, хлынула через него. Он оцепенело ждал, какой смертельный удар нанесет ему Дасумия, но его не последовало. Вместо этого внутри льда мягко разлилось тепло, и он почувствовал, что расслабляется, даже когда по нему поползло странное ощущение. Он исцелялся, он становился все меньше и легче и снова был самим собой, и лицо, которое он едва мог разглядеть сквозь заливающие глаза слезы, склонилось над ним. Затем он услышал голос, нежно говоривший с ним, голос, который принадлежал королеве Галадорны, но в нем больше не было холодной жестокости Дасумии.

— Итак, ты прошел испытание, Эльминстер Аумар, и остаешься первым и