– Какого террориста? Вы военный? – Антон, мне показалось, немного удивился. Совсем чуть-чуть.

– Я полицейский. Смешно сказать – из Нью-Йорка! А тут в отпуске, отца приехал хоронить… И тот ханурик, любитель аллаха, про которого я тебе докладывал, был террористом. Собственно, их двое там было. Братья они. Родные. Вот одного я ухлопал, очень доволен, теперь надо второго найти. Если до моего возвращения его не найдут и не ухлопают – а его ухлопают, если найдут, нечего по судам да по тюрьмам ублюдка таскать, сажать его на шею уважаемых налогоплательщиков, – то, может быть, мне его повезет найти. И надеюсь, на этот раз я все сделаю чисто. Ну, или коллеги мои постараются, как я уже сказал, я не буду в претензии. И так, и так хорошо… Вот такие пироги, Антон. Все прекрасно и удивительно!

– Я теперь понял, почему вы сказали, что говно разгребаете…

– Ну, вот видишь, какой ты догадливый!.. Давай сменим тему, Антон. А то она какая-то у нас совсем не детская.

– Давайте!.. А как вы его убили?

– Motherfucker! Антон!

– Хорошо-хорошо! Мне просто интересно было… Но если вы хотите про другое… О чем вы хотите поговорить?

– О философии, конечно, о чем же еще! Не о бабах же! О бабах мы с тобой как-то так получилось, что уже поговорили… И еще мне интересно, почему мы так долго беседуем, а до сих пор ни разу чай не пили? Это не по-нашему! Даже странно мне… Давай сделаем на тридцать секунд перерыв. Или на сорок пять. Чай захерачим, я себе, а ты там себе свой потусторонний чай.

– Почему потусторонний?

Хм. Действительно… Но не говорить же мне ему, что его не существует! Что он – лишь фантом, внутрикомпьютерное мельтешение электрических сигналов. Фикция. Я даже не знаю, честно говоря, есть ли у него сознание, как предполагает Фридман, или сознание – чисто биологический феномен, молекулярный, а не цифровой. Может быть, то, что я принимаю за его сознание в нашем разговоре, всего лишь эмуляция диалога хитрой машиной. Хотя… Есть ли разница между иллюзией сознания и сознанием, которое все равно – иллюзия, по Фридману. Или эпифеномен, как Олег Палыч мудрено изволили выразиться…

– А почему чай потусторонний? – повторил Антон, и у меня вдруг мелькнула шальная мысль: а что если взять и сейчас сказать ему, кто он есть на самом деле? Как он отреагирует? Фридман мне этого не запрещал, и в документах, которые я подписывал, кажется не было такого пункта.

– Потому что по ту сторону экрана, – улыбнулся я. – Давай, вставай, сделай два шага и начни гандобить чай. А потом продолжим дозволенные речи.

Он послушно встал, но прежде чем пойти к чайнику и кулеру, спросил:

– А что такое «гандобить»?

– Делать. Готовить. Так моя бабушка говорила. Мамина мать. Иди…

С чаем дело пошло как-то лучше. Без того нервного заряда, что жил во мне с самого начала разговора. Куда-то он ушел. На его место пришло понимание… Чего? Ну, я бы назвал это осознанием смысла жизни, если бы не чурался пафоса. У меня есть семья, Лена, я ее люблю, я живу для нее, причем раньше делал это как-то неосознанно и потому несчастно, а теперь буду осознанно и потому радостно, у Лены будет собака, даже две! Срать будут хором! Я больше не буду ни о чем сожалеть – что случилось в прошлой жизни, то случилось. Зачеркнули. А то, что еще случится в моей… в нашей жизни, буду делать и строить я сам. Все хорошо! Теперь все будет хорошо!

Чай был горяч. Я даже позволил себе, оправдываясь похмельем, насыпать туда аж целую ложку сахара, правда, без горки, изготовил бутерброд, впервые наконец-то воспользовавшись припасами из казенного институтского холодильника – положил на кусок хлеба сыр, а на него – несколько колбасных кругляшей. А сверху еще сыр. Жизнь налаживается! И в большом, и в малом.

Антон тоже сгандобил себе бутерброд, правда, без сыра – просто положив колбасные кругляши на хлеб. И отчаянно болтал ложкой, видимо навалив туда сахару без счета. Хорошо быть альбиносом, а не диабетиком без пяти минут! Я тоже когда-то ворочал сахар в кружке как шахтер. А теперь вот настала пора вспоминать предков с доставшейся от них наследственностью и беречь здоровье. Хотя бы ради Лены. Сегодняшним похмельным утром она как-то особо значимо встала перед моим внутренним взором. Часа через два ей позвоню, не буду в выходной рано будить, ничего же не случилось. Ну, кроме вот этого – прозрения. Но оно случилось только внутри меня, оно потерпит…

Антон начал хомячить бутерброд, и я непроизвольно улыбнулся – настолько он делал это сосредоточенно, с полным осознанием важности выполняемой работы. Уселся прямо перед экраном – словно специально, чтобы его было лучше видно зрителям, и усердно наворачивает, сосредоточенно прихлебывая чаем. Какой солидный молодец!

Жалко, что он девку-то отшил. Дурак с гипертрофированным чувством ответственности. Прямо вот жалко!..

Я тоже начал есть. И мне тоже понравилось есть. Пару минут мы жевали и прихлебывали чай, словно сидели рядом, в одной комнате. Словно были знакомы уже бог знает сколько.

Интересно, а как реализуется в цифровом мире вот эта вот колбаса, которую он жует?

– Вкусная у тебя колбаса, Антон?

– Нормальная. Хорошая. А у вас?

– И у меня. Вот прямо нравится…

Интересно, цифровая личность в виртуальном мире ощущает вкус цифровой колбасы? А как она это делает? И что значит «ощущать»?

А как я ощущаю? Кажется, в школе мы проходили какие-то вкусовые сосочки на языке, рецепторы. Когда на них попадает вкусная молекула отличной колбасы… а бывают вообще молекулы колбасы? Белки колбасные, короче, когда попадают, они как-то там реагируют. Биохимически. И это как-то провоцирует сигнал, который бежит по нервам в мозг. А сигнал, интересно, какой – химический или электрический?

– Антон!

– М-м-м? – Он, не переставая жевать, поднял глаза от кружки и посмотрел на меня, моргнув своими снежными ресницами. Они мне уже начали нравиться – прямо даже отдельно от носителя. Стильно.

– Слушай, ты же вот недавно в школе учился, может, помнишь еще… Когда молекулы пищи попадают на вкусовые рецепторы языка, они же формируют сигнал, который по нерву в мозг бежит, так?

– А как еще? – жуя, ответил вопросом на вопрос Антон. – Токо так.

– Получается, это электрический сигнал?

– Наверное. Импульс электромагнитный бежит