— О чем? — напряглась родительница.

— Позавчера Акиф звонил и рассказывал удивительные вещи, — откусив кусочек, прожевал — научился у деда Юры нагнетать драмы. — Оказывается, ты ему не звонила аж с конца февраля. А еще — в продуктовые никто из нас не ходит. Однако еду все равно привозят с завидной регулярностью. Откуда?

— А ты как с матерью разговариваешь? — откинувшись на спинку, мама сложила руки над животиком.

— Очень прошу тебя ответить, и, если ответ хороший — я перед тобой извинюсь и больше так делать не стану, — пообещал я.

— Павел Анатольевич номер дал, туда и звоню — уж в КГБ-то поди еда не хуже рыночной! — фыркнула она.

— Понимаю, — грустно вздохнул я. — Платишь?

— Он платит. Наверное, — не особо уверенно ответила мама.

— А мы спросим сейчас, — отложив бутерброд и кружку, пошел в коридор и набрал номер Судоплатовых-старших.

Трубку сняла Эмма Карловна.

— Доброе утро, бабушка Эмма, — поприветствовал ее я. — Это Сережа.

— Узнала тебя. Доброе утро, — ответила она.

— Мама говорит, что вы нам номер дали, который при звонке на него еду выдает. Мы им уже давненько пользуемся, а ни копейки не заплатили.

— Какие деньги, Сережа? — неподдельно удивилась она. — Павлу Анатольевичу по должности снабжение по высшему разряду положено!

— Понял, — не расстраивая бабушку, жизнерадостно откликнулся я.

Попрощался, повесил трубку, взял пришедшую со мной в коридор маму за руку и повел на кухню.

Расселись.

— Генералом в Советском Союзе быть офигенно — просто звонишь «подсосу», и в любое время дня и ночи получаешь желаемое. Деньги? А какие нахер деньги? — издал грустный смешок. — Но жратва-то из неоткуда не берется. Кто-то все равно за нее платит. И, если это делаем не мы и не Павел Анатольевич, значит записывают это все на счет государства, у которого, если что, денег своих нету, оно просто оперирует деньгами народными. И вот скажи мне, моя милая, добрая, недавно выбравшаяся из нищеты мама, какого бы тебе было узнать год назад, что на народные деньги содержат кучу барствующих перерожденцев?! — повысив голос, демонстративно отодвинул тарелку с бутербродами. — Нахер, я это жрать не буду, буду с собой привозить — лучше в серую Акифью зону деньги заряжать, чем на шее у народа сидеть!

— Гордый стал? — протянула родительница тоном «мамин ругательный». — Лучше других себя считаешь?

— Если честно платить за то, чем питаешься — значит быть лучше других, тогда да, стал, — спокойно подтвердил я и отхлебнул кофейку — он из старых, еще добольничных запасов, лично купленный.

— А я, значит, хуже? — прибавила она громкости.

— Если ты за никчемные полгода перестала интересоваться откуда и что у тебя берется, и, имея бесконечные деньги, радостно села народу на шею, да, хуже, — спокойно подтвердил я.

Мама осеклась — ругать меня сложно, потому что я, во-первых, как правило прав, а во-вторых — всегда спокойный.

— Все так живут, — не очень уверенно попробовала она сослаться на определяющее сознание бытие.

— Все — это кто? Полпроцента страны? — с любопытством поинтересовался я. — Народ нас, мама, кормить не обязан. Это мы, как совершенно неуместные социалистические богачи, должны ему помогать. Вот ты подарки всем подряд даришь утилитарного свойства — это хорошо и правильно. Школам мы немножко помогаем — тоже хорошо и правильно. А раз мы такие хорошие и правильные — так может так и будем продолжать?

— Все у тебя не как у людей, — тоскливо вздохнула мама.

— И такое положение дел меня устраивает полностью, — ответил я. — Если нравится генеральскими харчами питаться — требуй чеки отбивать, и аккуратно их оплачивай. И следи, чтобы там был такой пункт как «оплата доставки», а цены были те же, что и магазинах. Не забыла еще как магазин-то выглядит?

— Не забыла, — раздраженно дернулась мама.

— Ты же у меня хорошая, — вздохнул я. — Ну разве я не прав? Разве то, что я говорю — не справедливо?

— Я не знала! — жалобно пискнула она.

Во, совесть вернулась в полной мере!

— Это я не знал, — мягко улыбнулся я. — Паттерн-то тот же: утром мама диктует в телефон список, а к обеду все уже приехало. А ты — не захотела узнать и приняла как должное. И это — главная проблема. Ничего из этого — я обвел здоровой рукой помещение. — Нельзя принимать как должное! Так — живет никчемно малая часть! И если другим плевать, мне — нет! Вот тебе вира — примерно прикинь на сколько мы тут нажрали за эти месяцы, для верности накинь пять тыщ и потрать все на детдома, и не сберкассой, где хер пойми куда уходит, а лично съезди и с заведующими поговори. Хорошо?

— Хорошо, — горько вздохнула она. — После свадьбы можно?

— Зачем ты из меня врага делаешь? — расстроился я. — Ты же и сама все прекрасно понимаешь.

Раздался звонок в дверь, я залпом допил кофе, чмокнул маму в щеку:

— Ты же кандидат в члены Партии! Вот и будь настоящей коммунисткой!

— Тоже мне политрук нашелся, — хихикнула мама.

Вот и хорошо, вот и помирились.

Пошел открыл дверь Виталине.

— Выспался? — первым делом спросила она.

— В рамках физиологически приемлемой нормы. А ты? — ответил я, запуская девушку внутрь.

— В пять уснула, отчет-то никто не отменял, — разуваясь, зевнула она.

На часах ровно девять.

— Кофе будешь? Еще горячий.

— Буду! — разохотилась Вилка.

— Иди на кухню тогда, а мне надо уважаемому Акифу позвонить, а то он на меня обижается, — направил я ее, сняв трубку телефона.

— Дался тебе он, — проявила черствость девушка.

— Ты же мне сама сказала, что «бесполезных связей не бывает», — напомнил я, набирая номер.

— Это я о полковниках говорила, — хмыкнула девушка.

— Но вполне справедливо масштабировать и на остальных. С нашей дружбой народов у страны весь рот в диаспорах, и дружить с ними как минимум небесполезно, — отмахнулся я.

Покивав, Вилка пошла на кухню, откуда сразу же послышалось радостное мамино «а мой-то чего удумал!..».

Акиф снял трубку сам.

— Здравствуй, Акиф! Извини, что так рано.

— Да ну какое это «рано», Сергей! — он — один из немногих, кто меня «Сергеем» кличет, из уважения, по собственным словам.

— В общем я разобрался. Проблема у нас — мама же за генеральского сына замуж выходит, нам поэтому обычную еду есть не разрешают — а ну как отравлено? — преувеличил я.

— У меня отравлено?! — ожидаемо расстроился Акиф.

— Ни в коем случае! — поспешил заверить его я. — Мы твою вкуснятину полгода кушали и только здоровее стали. Но представь, если злыдни по пути твоему племяннику голову проломят,