Шрифт:
Закладка:
Кузьма же на все только и говорил: "Глядите, так ли кончится?"
Однако же он нагнал мне было раздумья, и я чуть-чуть не решился отложить проходок в театры, но как вспомнил оперу, то есть уже настоящую, вообразил девку, что была Амуром; привел на память, как она поет разные штучки и на высшие тоны, как взлезет, как задребенчит, так что твои колокола, в которые звонил, было, брат Павлусь, покойник!
Все это живо вообразивши, я махнул рукою и сказал громко: хоть голодом сидеть буду, а театрами буду потешаться. С сими мыслями и уснул сладко.
Что же? Так и вышло. Не успел проснуться, как вчерашние мои театральные знакомые и прибежали за мною, и едва я успел прифрантиться по-своему, как и схватили меня, да к себе. Пошли ласки, угощения; все были мною очень довольны, не отходили от меня, расспрашивали об моих сокровенностях, то есть житейских, и я им все, от самого детства, рассказывал дружески, то есть прямо…
Я и обедал с ними, если можно назвать петербургские обеды обедами. Это не обед, а просто, так, ничто, тьфу! как маменька покойница говаривали и при этом действовали. Вообразите: борщу не спрашивай, потому что никто и понятия не имеет, как составить его. Подадут тебе на тарелке одну разливную ложку супу — ешь и не проси более; не так, как бывало в наше время: перед тобою миска, ешь себе молча, сколько душе угодно. Между прочим злом, вошедшим в состав жизни нашей и называемым французским, выпустили они, плуты, еще свой соус. Что же этот за соус? Кушанье, что ли? Совсем напротив: по-нынешнему называется «блюдо». И в самом деле: блюдо-то есть, одно блюдо, да на блюде почитай ничего нет. Пахнет, правда, задорно; но начни получать порцию, так прямо по блюду скребешь и ничего не захватишь. Такими-то обедами петербургцы потчивают заезжих гостей. Такими обедами лакомили и меня. Что же? едва существовал, а жить — и не говори. По моему заключению, тот человек живет и наслаждается жизнию, кто услаждает свой вкус и желудок. Еще в юношестве, а чуть ли и не в отрочестве ли еще, я сочинил такое рассуждение, и тогда домине Галушкинский, выслушав, сказал: "bene, домине Трушко!" Следственно, мысль моя неоспорима.
Вот на таких-то обедах, посидевши я голодным, совсем было исчах и решился поддержать силы и здоровье своим произведением. Заказал в этом чудном Лондоне, где я, по необходимости, квартировал, свои собственные блюда: борщ с молодою индейкою, поросенок в хрену, сладкое, утку с рыжиками, гуся жареного с капустою и вареники. Только вообразите же! глупый кухарь отказался готовить, что у него таких продуктов нет, а о варениках он и понятия не имел.
— Кузьма! а что? — после долгого осматривания кухаря, стоявшего передо мною, спросил я своего Кузьму.
— Тула, туляки!.. — сказал меланхолично Кузьма, стряхивая посредством щелканья с пальцев табак, понюханный им.
— Да, так! — отвечал я ему после долгого думанья.
Кухарь ушел, а Кузьма, конечно, сжалясь над моим патриотизмом, вызвался накормить меня варениками, сказав: "Не велика штука! я и сам их налеплю; был бы достаток".
— За достатком дело не станет, — сказал я и пошел покупать, чего нужно; а Кузьма принялся доставать муки.
Ну, хитрый же город этот Петербург! Пошел я по лавкам вдоль. Так что же? выбегают, бестии, и почти за полы хватают, тащат к себе в лавку и кричат: "пожалуйте, господин приезжий!" NB. Надобно знать, что я известен был всему городу Петербургу и, где бы ни являлся, тотчас меня спрашивали, давно ли я из Малороссии? Так вот даже и купчики знали; с полною охотою предлагали свои услуги и, почитая меня богатым, рекомендовали свои товары: тот бархат, атлас, парчи, штофы, материи; другой — ситцы, полотна; оттуда кричат: вот сапоги, шляпы! и то и се и все прочее, так что, если бы я был богат, как царь Фараон, так тогда бы только мог искупить все предлагаемое мне этим пространным купечеством. Но что же? и тут не без хитростей. Уговорят, убедят, упросят зайти непременно в лавку, уверяя, что все у них найду; зайдешь, спросишь чего мне надо… а мне нужно было сыру на вареники… спросишь, так и надуются и "никак нету-с, мы этим не торгуем!" скажет, отворотился и пошел других зазывать.
Ну, уж народец! Послушайте далее.
Выморившись порядочно от ходьбы по лавкам, насилу имел удовольствие услышать "у нас-де продается сыр; сколько вам его угодно?"
— Я и сам не знаю, сколько мне угодно, а отвесь, голубчик, сколько нужно на две персоны для вареников! — сказал я, желая полакомить нашею земельскою пищею верного моего Кузьму.
Купец был так вежлив, что предоставлял мне на волю взять, сколько хочу, и я приказал подать… Что же?.. и теперь смех берет, как вспомню!.. Вообразите, что в этом хитром городе сыр совсем не то, что у нас. Это кусок — просто — мыла! будь я бестия, если лгу! мыло, голое мыло — и по зрению, и по вкусу, и по обонянию, и по всем чувствам. Пересмеявшись во внутренности своей, решился взять кусок, чтобы дать и Кузьме понятие о петербургском сыре. Принес к нему, показываю и говорю:
— Кузьма! а что это?..
Он, не думавши, тотчас и решил:
— Мыло. А на что оно нам?
— На вареники, — говорю я аллегорично.
Он стоял долго, выпуча на меня глаза, потом сказал:
— А давно мы стали собаками, чтоб нам есть мыло?
— Отведай! — говорю я. Он отведал.
— А что? — говорю я.
— Чорт знает что: ни мыло, ни сало! — сказал он решительно. Долго мы, советовавшись, не придумали, как с этим сыром делать вареники. После того уже узнали, что в Петербурге, где все идет деликатно и манерно, наш настоящий сыр называется «творог». Но уже нас с Кузьмою не поддели, и мы решились оставаться без вареников. То-то чужая сторона!
Пожалуйте же! я, кажется, совсем отбился от материи; обращаюсь к своей цели. С этими приятелями и другими, подружившимися со мною, я проводил время преприятно. Каждый
