в крошечную прихожую, освещенную тусклой лампочкой. Я толкнул вторую дверь (Гена продолжал стоять на крыльце, озираясь) и обнаружил небольшую комнатку, которая совершенно очевидно служила кухней. Постоял на пороге, прислушался и не уловил ни единого звука. Это было странно, если учесть, что следующую комнату отделял от кухни лишь дверной проем с тряпичной занавеской. Я метнулся к противоположной стене, намереваясь подкрасться к занавеске сбоку, но тут вдруг услышал насмешливое:

— И долго вы намерены, господа, играть в сыщиков-разбойников?

Я с силой отдернул тряпицу — в комнате, оклеенной полинявшими обоями и обставленной старой мебелью, сидели Лямский, Гудилин и Сева Желтухин. Причем первые двое со всеми удобствами расположились на диване, а Сева — за покрытым скатертью столом, на котором лежал ноутбук.

— Проходите, проходите. Не стесняйтесь. — Лямский сделал широкий взмах рукой. — И не надо осторожничать, здесь все — вполне мирные люди.

Гена громко протопал в комнату и, не глядя, опустил свое отнюдь не легкое тело на легонький пляжный стульчик, который при этом сильно покачнулся.

— Желтухин? — требовательно спросил он Севу, чья личность не вызывала сомнения.

— Я, — подтвердил тот без особой радости.

Лицо его и впрямь выглядело унылым, хотя ничто не указывало на то, что парень провел все эти дни в суровом заточении. В комнате было, конечно, бедненько, но, как ни странно, чисто и уютно. Железных запоров я тоже на дверях не обнаружил, зато обнаружил на кухне холодильник и ящик с пивом. О ноутбуке и говорить нечего — он явно не вписывался в атрибуты пленника.

— Советую позвонить своим людям и предупредить, что вас здесь встретил разыскиваемый господин, а отнюдь не боевики с гранатометами. — Лямский улыбался, однако тепла в его улыбке было ровно столько же, сколько у Снежной Королевы. Гудилин же и вовсе походил на демона.

— Я сам знаю, кому, когда и какие указания давать! — отрезал Гена.

— Но вы же обещали, черт подери! — почти вскричал Гудилин и тут же осекся под взглядом Лямского.

— Мой коллега бывает порой излишне эмоционален, — произнес Леонид Леонтьевич вкрадчиво, — однако вы действительно обещали.

— Я обещал, что вы будете иметь большие неприятности, если мы не обнаружим здесь журналиста. Мы его обнаружили. — Гена взял телефон, набрал номер Варвары, сказал коротко: «Он здесь», отключил связь и продолжил: — Но теперь я хочу услышать ваши объяснения. Причем ваши объяснения должны меня удовлетворить.

Уж как Гудилину хотелось вставить подобающую реплику — аж зубы заскрипели! Но Лямский вновь ожег его взглядом, и тот лишь беззвучно губами задвигал. Нет, на мой взгляд, политтехнолог должен иметь выдержку получше.

— Так вот, уважаемый Геннадий Валентинович, я готов дать вам соответствующие пояснения, — подчеркнуто вежливо сказал Лямский. — Как видите, Всеволод жив, здоров и даже весьма доволен. В тиши и покое, на полном довольствии реализует свои творческие амбиции — роман пишет. — Он кивнул в сторону компьютера, при этом даже не взглянув на самого писателя, который заерзал на стуле.

— Так это ваш компьютер? — спросил Гена.

Желтухин кивнул.

— Тот, что из вашей квартиры выкрали?

— А вот от таких формулировок давайте воздержимся, — перебил Лямский. — Сева дал ключи, и вполне законопослушный господин привез все хозяину в полной сохранности. Конечно, — он поморщился, — я был против. Подружка бы явилась в дом, а потом в полицию побежала бы с заявлением о краже. Лишние проблемы. Хотя могли бы и другой компьютер привезти. Но Всеволод настоял. Видите ли, у него там все заготовки для романа.

— Ну, можно подумать! — подал, наконец, голос Желтухин, причем интонация у этого голоса любезностью не отличалась. — Да вам больше, чем мне, мой ноутбук нужен был. Чего вы тут дуру гоните?

— Не грубите, Всеволод! — строго осадил Лямский.

— А при чем здесь грубости? Это всего лишь грубая правда. Да, мне нужен был мой компьютер. Но и вам тоже. Это вы, а не я, боялись, что в мой компьютер влезут и вытащат заготовки, только не для романа, а для статей по вашему Саватееву. Так что у нас тут с вами взаимный интерес выпал.

— Что ж, — кивнул Гена, — значит, компьютер никто не крал и вас, Желтухин, судя по всему, не крали тоже. Я правильно понял?

— Абсолютно правильно, — подтвердил Лямский. — Всеволод сам отправился в добровольное изгнание. Мы лишь пошли ему навстречу.

— Ну, можно подумать! — повторил Желтухин уже сказанную им фразу. — Это я пошел вам навстречу. А встречу как раз вы и назначили.

— Допустим. Но не вы ли жаловались, что с Сокольниковым невозможно работать?

— Кому — вам жаловался? — окрысился Сева.

— Не мне. Но ведь жаловались в одной теплой компании? Жаловались. А мне вы потом подтвердили, что у Сокольникова семь пятниц на неделе, что он задергал своими бестолковыми указаниями, и если бы не Бреусов, вы бы, Всеволод, послали все к чертовой матери, потому что не любите проигрывать, даже если вам за это платят приличные деньги.

— Но все равно, встречу мне первым назначили вы, — уперся Сева.

— Назначил. Разве я отказываюсь? — Леонид Леонтьевич повернулся к нам, многозначительно повел бровями. — Всеволод хороший журналист. В нашем штабе, к сожалению, достойного противника ему нет. Я это признаю. И потому разве так уж странно, что я, учитывая недовольство Всеволода его работой, предложил ему отдохнуть в этом пусть не самом комфортабельном, но вполне милом домике? Заметьте, я не предлагал ему начать работать на нас.

— Ну, можно подумать! — взвился Сева. — Да, я пишу за деньги, но я не предаю даже за очень большие деньги!

— Конечно, друг мой, — прямо-таки просиял Лямский. — Вы просто согласились посидеть здесь, а я согласился сделать вид, будто знать вас не знаю, и при этом заплатил за ваш творческий отпуск несколько… — он хмыкнул, — больше, чем люди Шелеста.

— Вы заплатили больше только за то, чтобы он ничего не писал про Саватеева? — прервал диалог двух готовых разругаться компаньонов Гена.

— А вы считаете это расточительством? — ответил вопросом на вопрос Лямский.

— Считаю, да.

— И напрасно. Очень важно организовать грамотную рекламную кампанию, но не менее важно ее грамотно исполнить. Как на пользу одному, так и во вред другому. Он, — Лямский кивнул в сторону Желтухина, — мастер исполнительского искусства. И если этот мастер не играет на нашей концертной площадке, то пусть лучше посидит в ложе для почетных гостей. Мы сочли это разумным. Кстати, Сева сам придумал собственное похищение. В противном случае Бреусов оторвал бы ему голову, не говоря уже о том, что больше никогда не позвал бы участвовать в предвыборных делах. А так взятки гладки. Появился бы при новом мэре и рассказал, что держали его в неизвестном месте неизвестные