Шрифт:
Закладка:
Тонкая ткань пододеяльника жалобно захрустела под пальцами.
Ненавижу!
Злясь от беспомощности и теряя силы от усталости, я провалилась в беспокойный сон.
— Люба, скорее! Прыгай!
Девчушка-подросток на вид пятнадцати лет с темными прямыми волосами длиннее плеч, худая, невысокая, протянула мне маленькую ладонь, заглянула в лицо. Я непонимающе всмотрелась, как пляшут горячие блики в ее голубых глазах. По влажным щекам незнакомки сползали ленты блестящих слез. Опустив взгляд на протянутую руку, я отшатнулась от окровавленных пальцев и поморщилась от яркого железистого запаха.
— Ну же! Давай! — прошептала девчонка отчаянно. Тряхнула рукой, разбрызгивая капли крови. — Мы должны вместе, иначе ничего не выйдет. Любава, нет времени на раздумья. Приди в себя!
В меня будто кто-то вселился. Я не хотела, но подалась вперед и робко вложила кисть в грязные и очень теплые пальцы девочки.
И от яркой вспышки перед глазами проснулась.
Все тело ломило от дикой усталости, будто меня палками побили. Скинув ноги с кровати, я повернула голову к блеклому свету в окне. Луна напоминала разбитую плошку. Края обвисли, вывернув лимонную плоть светила наружу, а из середины разрыва сочилась ало-черная жижа. Она опускалась по темному небу и заливала горизонт, падала на город, съедая последние огни в окнах.
Город?
Прильнув к окну, вцепилась холодными пальцами в подоконник. Я не в темном замке Лимии! Что происходит?!
Обернулась.
Другая комната. Не моя. Теплые тона, много кружев и шелка, на противоположной стене яркие пейзажи, запертые в тяжелых резных рамах, высокий дубовый шкаф в углу, ковер с высоким белоснежным ворсом. И не две кровати, а одна. Большая, с балдахином и толстыми кистями, что от легкого ветра из приоткрытого окна щекотали пол.
Я повернула голову в то место, где обычно в моей комнате стояло зеркало, но его там не оказалось.
На мне другая одежда, не смятое и расстегнутое платье, в котором я решилась на унижение и пошла к Синарьену, а ночная тонкая сорочка с кружевной оборкой по горловине, длиной до пят. Странно… Провела вдоль костлявого тела ладонями, посмотрела на крошечные ладошки, тонкие пальцы, родинки на тыльной стороне правой руки, будто созвездие. Слишком маленькая и худая. Это не я! Какой-то тощий и нескладный подросток. Даже грудь еще не выросла и волосы… темно-русые.
Я бросилась к окну, чтобы увидеть отражение, и отшатнулась. Мое лицо, только моложе. Мне словно отрезали десяток лет. И глаза не белые, выцветшие и холодные, а…
— Любава, началось! — в комнату ворвалась девушка из сна. Каштановая волна волос была аккуратно стянута в косу, выделяя на худеньком бледном лице большие синие глаза. Шелковая ночная сорочка просвечивала нескладную худощавую фигурку незнакомки. — Скорее!
Она ринулась ко мне, схватила за руку и потащила в коридор. Переступив порог, я с криком вскинулась на кровати и уперлась взглядом в темноту. Горло сдавило от ужаса, а грудь перетянуло холодным жгутом.
В окно по-прежнему светила полная луна, на мне расстегнутое платье, а в груди все так же бешено мотаются два сердца.
Я быстро переоделась в чистое, более сдержанное платье, что давала мне хозяйка замка, и выбежала в коридор. В зеркало не смотрела, мне было страшно снова увидеть не себя, а странную девчушку-подростка с русыми волосами. Какие же у нее были глаза? Я не успела рассмотреть.
В темноте, растревоженная ночным кошмаром, я пропустила нужный поворот и выбежала к другому крылу. Тому, что всегда был закрыт. Еще с первого дня пребывания здесь я заметила, что хозяева и жители никогда не ходят в этот край. Он будто зачарованный, отпугивал жителей мрачностью и вязкой тишиной.
Сейчас же широкие двери призывно распахнуты, а в глубине большого зала что-то мерцало.
Я осторожно подкралась, ступая едва слышно, боясь, что меня накажут за проникновение в закрытое крыло.
По периметру круглого зала были расставлены большие зеркала. Их свет мягко пульсировал. Каждое отражение выпускало наружу серебряную нить. Они, сплетаясь, собирались в центре в светящийся пучок. На полу на коленях сидела темноволосая девушка из сна. Она быстро-быстро что-то причитала, покорно опустив голову и сложив на груди руки крестом. Молитва или заклинание, не получалось разобрать слова, лилась гудящей рекой по залу.
— Снова ты? — я шевельнула губами, но голос остался внутри меня. Будто его что-то поглотило.
Почувствовав мое присутствие, девушка вскинула голову. Ее глаза горели белесым огнем, а из груди вырывались темные сгустки. Сплетаясь с серебром, что текло из зеркал, черные канаты уплотнялись, натягивались, звенели.
— Любава, скорее! — кривясь от боли, прокричала темноволосая. — Я сама не справляюсь. Ты должна преодолеть страх… — Она судорожно дернулась, сверкающие нити из отражений, как змеи, впились в ее грудь, словно в источник, и девушка упала набок. Черные веревки растянулись и с треском разорвались, превращаясь в хлопья. Они взмыли вверх и повисли в воздухе черным снегом. Девушка затряслась, захрипела.
Одна из серебряных плетей, беснующихся в ближайшем зеркале, зацепила мое плечо, причинив ужасную боль, и впилась в эссаху. Я рухнула на колени, отчаянно дернула горячий жгут, вытягивающий из меня силу, но он оплел мои руки и обжег запястье.
Господи… помоги…
Все резко затихло, нити отцепились, боль растворилась. Все погасло, затянув нас с девчонкой в густую темноту.
Переведя дух, я шагнула ближе к центру. Дрожа и задыхаясь от шока, щелкнула пальцами. Слабый магический огонек обрисовал силуэт лежащей недвижимо девушки. Я повернула ее маленькое плечо на себя, чтобы увидеть лицо и проверить жива ли. Ее синие распахнутые глаза стремительно заливало тьмой, а из окровавленных губ вылетел тихий полустон:
— Любава, ты должна… им помочь… маме с папой.
И я снова вскинулась в кровати. На этот раз от рывка слетела на пол и ударилась рукой о край ростового зеркала. Взгляд метнулся в окно, где на фиолетовом горизонте появилось яблоко рассветного солнца.
Тяжело дыша после кошмара, я повернулась на полу и внимательно изучила бледное лицо, что смотрело на меня из отражения. Мое лицо. Мои бесцветные глаза и волосы. И прядка на виске темнее остальных. Откуда это? Я дернула ее пальцами и не веря притянула ближе, поморщилась от боли. Русая. Она русая!
Сны, сны, сны… Где их грань?
Скинув платье, я долго смотрела на пол и не могла прийти в себя. Почему прядь вдруг потемнела? У Синарьена напротив побелела. Что-то изменилось. Или я снова сплю? Пройдя в одном белье к комоду, где в резной шкатулке прятались разные заколки и серебряный гребень, я откинула деревянную крышку и какое-то время смотрела
