- Привет ему от меня передай, - говорю я, чувствуя лёгкий спазм в животе.

Хмурю брови и делаю глубокий вдох.

Наверное, это и есть схватка. Вроде бы, не так уж и больно. Интересно, потом тоже так будет?

Только в этот момент до меня доходит, что началось самое ответственное событие в моей жизни.

Рождение моей малышки.

Ещё недавно я думала, что мою дочь в этом мире буду ждать только я. Но я ошибалась.

У этой крошки будет сразу трое любящих родителей.

Не это ли есть счастье?

Эпилог

Максим

Персонал больницы говорит, в основном, на иврите. Но если переходишь на английский, то иногда тебе тоже отвечают на этом языке.

Посередине процесса нас с Эдом почему-то оттеснили люди в белых халатах и заставили выйти из палаты. Озабоченные лица врачей не вселяли уверенности. Да ещё и этот долбанный языковой барьер!

Как ни пытался я узнать, что происходит, все вокруг оказались слишком заняты, чтобы докладывать мне о процессе родов.

Эд ходит по коридору перед родовой как волк, загнанный в клетку.

Бледный и встревоженный, он то и дело нервно поглядывает на дверь.

Из-за неё почему-то уже не слышны крики Лины. Черт...

У меня такое ощущение, будто мне аквариум на голову надели.

Почти не слышу окружающих звуков.

Кажется, что время застыло. Ненавижу эту беспомощность. Когда все твои деньги оказываются не способны купить то единственное, что может дать счастье - жизнь и здоровье любимого человека.

Терпеть не могу больницы. Ожидание под дверью. Людей в белых халатах, несущих дурные вести...

Помню, как это случилось с отцом, потом с мамой.

Очень больно было терять их.

Но с Линой, ведь, такого не произойдёт?

Всё будет хорошо. Хорошо. Хорошо...

Повторяю про себя эту мантру.

Никогда не задумывался о Боге. Считал себя агностиком. Но сейчас, когда я не в силах ни на что повлиять, мысли о чудесной помощи некой силы свыше носятся в голове будто зажженные петарды.

"Пожалуйста. Прошу. Сохрани её! Пусть лучше мы с Эдом, чем Лина и малыш!"

Смотрю другу в глаза. Судя по отчаянному выражению его лица, в голове Эда пробегают похожие просьбы.

Наконец, дверь открывается, и мы замираем на месте. Сердце гулко стучит в висках, всё вокруг движется как в замедленной съёмке.

Напрягаю слух. За уши вытаскиваю себя из липкого болота паники.

Мы с Эдом пытаемся по выражению лица врача узнать хоть что-то, но потом сгустившийся воздух пронзает крик.

Громкий и сильный. Крик новорожденного!

Заглядываем доктору через плечо, но там ничего не разобрать.

Когда врач снимает с лица маску, я с облегчением замечаю, что он улыбается.

- Роды завершились хорошо, - говорит мужчина на английском с небольшим акцентом. - Пришлось делать экстренное кесарево.

- Почему? - хором спрашиваем мы с Эдом.

.- Мы не знали, что у пациентки двойня, - говорит доктор, устало потирая лоб. – Если бы вы нас заранее предупредили, то можно было бы…

- Что? – непроизвольно вырывается у меня. – Двойня?!

Эд оторопело моргает.

- Да, - кивает доктор. – Дети были расположены так, что на узи было видно не сразу. Одна девочка пряталась за другой. Двойняшки. Иногда так бывает, что их не сразу видно…

Помещение у меня перед глазами начинает вращаться. Не могу поверить… просто не могу в это поверить...

- Кто отец? – спрашивает врач.

- Я! – не раздумывая отвечаем мы с Эдом.

Брови врача поднимаются вверх, но он тактично прячет удивление.

- Хотите посмотреть на детей? – предлагает мужчина.

Мы оба воодушевлённо киваем.

- Идёмте за мной, - акушер проводит нас в родильную палату.

Оглядываюсь. Лины, почему-то тут уже нет.

- А где девушка? - взволнованно спрашивает Эд на английском.

- Её перевели в реанимацию, - поясняет врач.

Мои пальцы холодеют.

- Как в реанимацию? - тихим от ужаса голосом переспрашиваю я.

- Не волнуйтесь, - отвечает доктор. - С пациенткой всё в порядке. После кесарева у нас в стране так положено - сутки под наблюдением держать. Всё таки полостная операция. У вас в России разве не так?

Пожимаю плечами. Откуда мне знать, что там у нас в России положено после кесарева?

- Вот, смотрите, - мужчина показывает рукой на два кювета, внутри которых копошатся крошечные свёртки.

От их вида у меня перехватывает дыхание. Боже мой... какие маленькие...

- Одна на два четыреста, другая на два пятьсот, - рапортует медсестра. - Наденьте вот эти халаты и можете их подержать.

Мы с Эдом продеваем руки в два голубых стерильных халата и подходим ближе.

Мой взгляд падает на маленький комочек справа, завёрнутый в розовую пелёнку.

Личико малышки немного сморщенное, глазки голубые. А волосы на голове светлые, почти прозрачные.

Та крошка, что лежит слева, наоборот тёмненька, с карими глазками. Кажется очень спокойной. Но сокровище, возле которого стою я недовольно морщится и беспомощно перебирает ручками, пытаясь высвободиться из пелёнки.

Глядя на малышек, я теряю дар речи. Никогда раньше не замечал, насколько маленькие у детей носы. Просто кнопочки. Крошечные пальчики и ровненькие щёчки создают ощущение того, что перед тобой ненастоящий человечек, а маленькая игрушечная куколка.

Медсестра говорит что-то на своём языке и достаёт малышку из кювета, а потом протягивает мне.

Меня всего начинает бить дрожь. Боюсь сделать что-то не так и...

Внимательно смотрю за тем, как ловко женщина справляется с младенцем и принимаю у неё тёплый комочек.

Когда девочка оказывается у меня на руках, она распахивает глазки и, как