Шрифт:
Закладка:
Возвращаясь из одной из дипломатических миссий в Константинополе, где он пытался предотвратить грядущие религиозные войны, Николай пережил мистический опыт, в результате которого стал много писать о философии и созерцательной жизни. Его тексты по этой теме были во многом вдохновлены сочинениями святого Августина и последующих неоплатоников. Кузанский рассматривал человеческие познания как коллективную и объединяющую активность, состоящую из трех уровней. Первый, наиболее примитивный, — знания, которые мы получаем благодаря своим физическим чувствам. Чувственные знания, считал он, интегрируют множество видимостей, предстающих перед нашими пятью чувствами, в единое отображение окружающего нас мира. Второй уровень — наш разум: наша способность порождать абстрактные, универсальные идеи. Подобные знания погружены в концептуальные рамки, включающие такие дихотомии, как «одно» и «множество» или «существование» и «несуществование». Из-за этого подобная форма постижения предоставляет нам недостаточные познания о реальности — она никогда не приведет нас к совершенному единству. Третий, наивысший уровень знания предполагает понимание, превосходящее разум и логику. Это своего рода мистическая интуиция, благодаря которой мы прозреваем сквозь все различия и всю множественность, которую осмысляет рациональный ум. Только благодаря этой способности к постижению мы и можем прийти к постижению Бога как совершенного единения, в рамках которого все различия примиряются в бесконечной жизни, сочетающей, или «совмещающей», все противоположности.
Николай Кузанский писал: чтобы постичь божественное единство, «лик Божий», на личном опыте, «мне нужно войти в облако и признать совмещение противоположностей, превосходящее все способности к рассуждению, а также искать там истину, в рамках которой предо мной предстает невозможность. И превыше всяческого рассуждения, превыше даже высочайших интеллектуальных взлетов, там, где я отыщу то, что неведомо какому-либо интеллекту, и то, что каждый интеллект считает максимально удаленным от истины, и будешь ты, мой Бог, кто есть абсолютная насущность»[300]. Каждый, кто видит лик Божий, видит все вещи открыто — так, что ничто не остается спрятанным. Подобное знание достигается божественным, «абсолютным зрением», без которого не может быть и человеческого, «сжатого зрения». Это созерцательное воззрение, воспринимающее реальность очами Божьими, становится возможным благодаря форме зрения, вмещающей все способы видения. «В свете Божьем сокрыты все наши знания, так что и знаем не мы сами — нет, ведает Бог в нас»[301]. Николай утверждал: врата в «стене рая», которые отделяют нас от внутреннего Царства Божьего, «охраняет высочайший дух рассудка; если его не одолеть, путь не откроется»[302].
Подобно многим созерцателям, которые ему предшествовали, Николай Кузанский описывал путь поисков Бога внутри нас самих — путь устранения ограничений. В процессе этого внутреннего поиска «вы не находите в себе ничего, подобного Богу, но вместо того подтверждаете, что Бог — выше всего этого как причина, начало и свет жизни вашей разумной души… Вы будете радоваться тому, что отыскали Бога за пределами всего, что у вас внутри, — отыскали его как источник блага, из которого к вам струится всё, чем вы обладаете. Вы обращаетесь к Богу, начиная каждый день с более глубокого обращения вовнутрь и с того, чтобы оставить всё сокрытое вовне, дабы оказаться на пути, где можно встретить Бога — для того чтобы познать Его в истине»[303].
Николай также предполагал, что подобное божественное видение можно обрести, если направить наше абсолютное зрение на внешний мир в качестве «чудесного пути, позволяющего искать и найти Бога»[304]. Этой цели можно достичь, изучая природу и состояния элементов, таких как огонь, а также других материальных объектов, таких как дерево, камень и семена. Как утверждали пифагорейцы, благодаря этому в каждом из этих объектов мы отыщем геометрические формы. Так мы сможем низвести материальные явления до основополагающих сил, которые их порождают. Если бы первопроходцы, осуществившие научную революцию, включили в свои поиски знания подобный принцип — в дополнение к рациональному подходу, который основан на наблюдении за объектами с помощь органов чувств, — вся эволюция естественных наук, возможно, двигалась бы по гораздо более сбалансированному пути и объединила бы субъективный и объективный способы наблюдения. Хотя многие из математических и астрономических прозрений Николая были незаметно интегрированы в современную науку, ученые нашего времени отвергли его трехчастный подход к познанию, а его текстам о созерцании почти никто не уделяет внимания. Хотя современное христианство во многом отвернулось от подобного пути созерцательных изысканий, много параллелей с прозрениями Николая можно заметить у буддийских созерцателей, к обсуждению которых мы сейчас и обратимся.
Ярко сияющий ум
Учения Будды делают мощный упор на реальности страданий и на тщательном анализе основополагающих причин этих страданий, то есть умственных омрачений (таких как страстное желание, враждебность и заблуждение). Тем не менее в этих наставлениях также содержится много отсылок к тому, что Будда называл «ярко сияющим умом». Речь идет об измерении сознания, которое, если его развить, обладает уникальным уровнем податливости и гибкости. В обычном уме это состояние загрязнено умственными омрачениями, но они не являются неотъемлемой частью его природы. Вместо этого мы рассматриваем их как временные, или «наносные», завесы. Когда эти омрачающие покровы устранены, светоносное осознавание проявляется во всей своей славе[305].
Будда также дал понять, что любящая доброта представляет собой одно из качеств нашего ярко сияющего ума и что это измерение сознания вдохновляет нас на развитие ума и поиски освобождения. Он сравнивал умственные загрязнения с загрязнениями в золотой руде. Логика такова: золото не являет присущей ему яркости, пока его сопровождают примеси — и точно так же под слоем скрывающих омрачений не будет явным и врожденное сияние ума. Именно поэтому процесс медитативного развития сравнивают с металлургической очисткой золота[306]. Обнаружение этой светоносной природы ума — нечто жизненно важное для обнажения сокрытых ресурсов нашего собственного сознания на буддийском