Шрифт:
Закладка:
— Даёшь. Я про Брюса Ли и Чака Норриса только слышал, но не видел…
— Найди видеомагнитофон в вещдоках, дам кассет. А вдруг нам премию выпишут за часовой, купишь себе.
— Ты о чём, авантюрист?
Егор опустился в кресло отпускника.
— Помнишь, я тебе рассказывал… Нет, наверно, не рассказывал.
— О чём?
— Что в студенчестве подрабатывал на скамейке запасных у «Песняров». Гитаристом. Там звукач был от Бога, Андрей Медведко. Рассказывал, что студенты из РТИ лепят в общаге гитарные и микрофонные усилки. На коленках, но не хуже «Бига» или «Регента». А ещё промышляют телевизорами. В радиомагазинах продаются платы-некондиции и царапанные корпуса от телеков «Горизонт». Студенты-умельцы скупают недостающие части у «несунов» с завода «Горизонт», там по улице Куйбышева меньше километра идти, собирают и продают телевизоры. Настроенные вручную, показывают лучше купленных в магазине!
— И ты думаешь, с часами…
— Та же хрень. Только часовые детали, даже корпус с циферблатом, гораздо меньше, чем, скажем, одна радиолампа. Проще вынести, остаётся собрать и впарить. Смотри!
Лейтенант расстегнул браслет и показал наручные Citizen.
— Обалдеть! — присвистнул майор. — Настоящие швейцарские?
— Бери выше. Японские. С «Песнярами» ездили по северу Грузии, я там с одним богатым местным в обнимку спел «Сулико». Прикинь, у него голос не хуже чем у Кашепарова! Короче, грузин так расчувствовался, что снял котлы и мне цепляет, я — в отказ, он — вах, абыжаешь… В «Верасе» у меня жена работала, показал часовщикам — узнать, натура или грузинская подделка, интересно всё же. Вдруг там только корпус под фирму, внутри — «Слава» или тот же белорусский «Луч». Часовщик раскрыл, показал клеймо на механизме, в них такая большая общая деталь вроде шасси, натуральная Япония, с лёту предложил за них две сотни и смотрит: сколько я запрошу. Но — подарок, уважуха, память, вдруг ещё к грузинам обращаться. Не продал. И так с тех гастролей мы подняли в разы больше, чем с тура по Латинской Америки.
Паша, судя по многочисленным признакам, жил ровно на зарплату. За должность, звёзды и выслугу выходит чуть более трёхсот на руки, не бедствовал по советским меркам, но и не шиковал. Безделушка на запястье за двести с лишним рублей была не из его вселенной. Тем более, Егор не стал делиться с ним своей насущной проблемой: купить ещё одну открытку на «жигуль», второй в семье, потому что с Элеонорой теперь трудились в разных частях города.
Что важно, она даже не заикалась о желании бросить работу. Объективно, денег от грузинских поставок более чем достаточно на двоих, троих, четверых, не считая собаки. Но предпочитала трудиться. Советская женщина — активный член социалистического общества и строитель коммунизма, а также добытчик дефицитов из подсобок магазинов. Это вам не хухры-мухры.
— Я все жё отправляю документацию «Луча» на экспертизу, — решил Чешигов. — Ты копай на заводе и вокруг. Потом сравним результат. Мой будет скорее.
Егору, если честно, страшно хотелось спать. Ночная поездка за Борисов — не лучшая форма отдыха, слишком он вышел активный. Да и держать трёх бандюков на мушке, наверняка — чем-то вооружённых, стрелять по колёсам и рисковать, всё это отнимает некоторое количество душевных сил, после напряга требуется расслабуха. Лучше всего — сто грамм и в люлю. Вместо этого покатил в Промторг, соврав Паше, что работает по «Лучу».
Яков Наумович уже знал от водителя, что его пытались взять на гоп-стоп, но некий молодой и наглый мент не позволил.
— Надеюсь, так и напишут в моей аттестации: молодой и наглый.
— Что ты с ними сделал? — тихо спросил директор.
За деньги он, конечно, переживал. Но по-еврейски осторожничал. Любые материальные потери — это просто расходы, завтра покроем их новыми доходами. А вот жизнь, здоровье, должность, карьера…
— Таки не стоит волноваться, оно вам надо? Все живы, здоровы, пьют кофий. Я проткнул им три колеса и уехал, они таки ничего не имели против. Но — да, шиномонтажа поблизости нет. Неудобно получилось. Для них. Да ещё МАЗ им крыло и задницу примял. Джигит за рулём МАЗа — всё равно что в танке.
— Этот Вано говорит, ты стрелял… — ещё тише произнёс Яков Наумович.
— Давайте считать, что ему послышалось. Нам обоим будет спокойнее. Но, дорогой компаньон и соучастник, я не в состоянии сопровождать каждую фуру. Патронов не хватит.
— Что будем делать?
— Говорить с грузинами. Чтоб сопровождали машину. Пусть пять рублей с единицы товара минус, но я не хочу подрываться среди ночи и в одиночку влипать в разборки со стрельбой. Вы меня понимаете?
— Более чем. Согласен. Эта пятерка не с тебя. С общего бюджета концессии.
— Товар приняли?
— Да! И его уже нет на базе. Хороший товар, и всё сошлось. Через неделю — предварительный расчёт за эту партию. Сам отвезёшь наличные в Москву или в Тбилиси?
— Давайте Кабушкину пошлём. Или кого-то из ваших доверенных, кто любит чачу, домашнее вино, мандарины и длинные тосты. Вопрос охраны машин решу по телефону.
— Договорились. Сейчас скажу секретарю, кофе принесёт. Устало выглядишь.
Кофе был — не сравнить с той мутью, что пил в компании Глеба в кафетерии на улице Красной. Тем более — под настоящую импортную шоколадку из «Берёзки». Как в компьютерном шутере, столь любимом в следующем тысячелетии, нашёл аптечку, и синяя линия здоровья над головой стала длиннее.
Он с чувством пожал директору руку. Валентина Ивановна, при всех её внешних и внутренних достоинствах, а также серьёзных связях, привыкла работать под кем-то. Сначала — под Бекетовым, потом под Егором и КГБ. Теперь дисциплинированно выполняла приказы директора. Тот сам решал абсолютное большинство возникавших вопросов, не нагружая компаньонов.
Гитлер проиграл войну, в числе других причин, ещё и потому, что сильно обидел евреев, они не простили. Егор намеревался не повторять ошибку фюрера.
Благоухая кофе, заехал в Первомайский. Там забрал у Цыбина опера, дав обещание: попользуюсь — положу на место. То есть отвезу обратно в РОВД.
Семён Владиславович, в общении — просто Сёма, никогда не замахивался на что-то круче, чем отлов несунов, а «палки» наиболее просто строгал, подлавливая на какой-то мелкой афере сотрудников столовки «Луча», той самой, памятной по ненарезанным огурцам и стычке с ГРУ.
— За одну только попытку нарыть там что-то крупное меня закатают в асфальт, о чём Цыбин прекрасно знает. Директор завода —