ответа. — Оставайся здесь и ни о чем не беспокойся.

Он подается ко мне, целует в лоб и поднимается.

— Я в порядке, — говорю скорее, чтобы что-то сказать. — Голова уже не болит.

— Ну и отлично. Но из кровати тебе выбираться все равно запрещено. Не переживай. — Он идет к двери. — К тому же случилось неожиданное, твой брат предложил мне свою помощь в подавлении возможных волнений. Не знаешь, с чего бы такое рвение?

Я едва не давлюсь собственным языком.

— Турин?

— У тебя есть другоЙ брат? — улыбается Магн'нус. — Мне известно только об этом.

— Нет, другого нет, — я настолько шокирована, что даже не знаю, что и сказать.

— Так что, стоит ему доверять?

— Когда я видела его в последний раз, он плохо себя чувствовал, думаю, он тоже заболел, — таким образом хочу избежать прямого ответа на его вопрос.

— Разве? Я не заметил, — пожимает плечами муж. — Разве что поджарый стал, как старый волк. Но в остальном показался мне вполне уверенным в себе и рассудительным. Уж не знаю, что творится у него в голове, но на словах полностью поддерживает мою стратегию изоляции Гавани. Возможно, вам бы следовало поговорить на эту тему. Ладно, ты не слушаешь меня, но к мнению собственного сородича вдруг бы и прислушалась?

Что он несет? С каких это пор халларны принимают помощь северян и доверяют им свои спины?

Хотя… Дэми рассказывала о чем-то подобном во время обороны Красного шипа от одержимых. Но… но… если Турин действительно предложил свою помощь Магн'нусу, то точно не из согласия с его взглядами. Вернее, согласие тут вообще ни при чем. У Турина собственные цели.

Боги! Он действительно считает, что сможет управлять теми тварями, что появляются из мертвых?

— Все-все, оставляю тебя, отдыхай, — Магн'нус снова не дожидается моего ответа — Кажется, кто-то все-таки немного не в себе. Кстати, твой брат обещал узнать, кто ударил тебя по голове. Так что пока можешь придумать, как наказать негодяя. Я бы использовал четвертование, но окончательное решение за тобой.

Он выходит за дверь — и я слышу лязг задвигаемого снаружи засова.

Меня заперли!

— Нет, ему нельзя доверять! — ору во все горло и подскакиваю на кровати.

Мир тут же делает оборот — и я валюсь куда-то вниз, в густую глухую пелену собственного головокружения. Но мой крик муж должен был услышать. Должен был… но если услышал, то никак на него не отреагировал. Потому что ничто не нарушает установившуюся в комнате тишину. Разве что пульсирующая в моих висках кровь.

Проходит какое-то время прежде, чем я с большим трудом снова забираюсь в кровать. Да уж, братец приложил меня основательно, по-родственному, не иначе. Откуда в нем вообще силы взялись? Он же едва на ногах держался. А еще эти слова Магн'нуса, что он не заметил в состоянии Турина ничего странного.

Если бы не виденное в лаборатории Кела, я бы вполне могла начать подозревать себя в слабоумии. Хорошо, Турин каким-то образом заручился силой Тени, и теперь его задача — выжидать и не допустить, чтобы из Гавани ушли люди. Отдельные небольшие группы все равно будут просачиваться, но основная масса народа останется. Как долго все это продлится? Должны ли заболеть все?

А что потом?

С помощью своей призрачной армии он развернет нечто вроде восстания? Но в этом сейчас все равно нет большого смысла. Боевые драконы халларнов все еще доминируют в воздухе, и здесь ничего не изменится. Хватит ли мощи оружия Тени, чтобы снести захватчиков на земле? Я понятия не имею. В то, что призрачные твари способны драться бок о бок с самими северянами, не верю, хоть режь меня. Но, возможно, они смогут поглощать людей. Так же станут использовать их для увеличения собственной численности. И кто тогда останется на земле Севера после победы тварей Тени? Или после их поражения, если драконы все же окажутся сильнее.

Уж людей не останется точно.

На неверных ногах, по стенке, подхожу к двери и на всякий случай проверяю, действительно ли та заперта. Так и есть, я, к сожалению, не ошиблась.

Бью кулаками в жесткое дерево, но сил у меня, как у котенка.

— Есть там кто?! — повышаю голос — и от этого снова начинает гудеть затылок. — Выпустите меня. Мне нужно до ветра!

Снова бью кулаками.

Тишина.

Но Магн'нус не мог оставить меня одну, там наверняка стоит хотя бы пара халларнов. А если бы меня действительно подвел живот? Мне что, гадить прямо в угол?

Осматриваюсь, бреду к кровати и беру с небольшого столика возле нее, где еще остались снадобья лекарей, тяжелый подсвечник. Возвращаюсь к двери и начинаю бить в нее уже подсвечником. Долго, противно, громко. Этот звук наверняка разлетается на добрую половину Большого Дома. Но за дверью все так же тихо. И говорить это может лишь об одном: Магн'нус убрал всю мою личную охрану.

Вот и добегалась, Хёдд.

То в одну дырку нос сунет, то в другую, а в третьей этот самый носи и прищемили.

И что теперь делать?

Ждать, пока там, за стенами, не останется никого живого?

— Принесите мне моего ребенка! — ору через дверь, но знаю, что и на эту просьбу никто не отзовется.

Наверное, полгода назад от бессилия и обиды я бы залилась слезами. Сидела на полу и рыдала, пока не затопила бы всю комнату. Но сейчас я чувствую накатывающую злость. Сильную злость. Никто не имеет права держать меня вдалеке от моего ребенка. Никто не имеет права брать на себя ответственность за людей, которые доверились мне. Никто не имеет права решать за всех, как им жить или умереть, даже если в их так называемом искуплении видит какую-то сверхвысокую цель.

Хочется выть, хочется орать в небо, точно раненая волчица.

«Спокойно, Хёдд, эмоции тебе еще пригодятся, а пока нужна холодная чистая голова».

И с этим сейчас самая большая проблема, потому что голова болит, не переставая. Да, я наврала мужу. Боль меньше не стала.

Турин, будь ты проклят!

Комнату, в которой нахожусь, я знаю. Это одна из комнат для важных гостей. С хорошим убранством, но без каких-либо потайных лазов, вроде того, что есть в моей собственной комнате и в комнате Хельми. Здесь же имеется лишь одно небольшое окно. Впрочем, небольшое для мужчины, я же наверняка смогу вылезти в него. Топаю к нему, открываю внутренние ставни — и невольно издаю протяжный стон.

Хватаюсь руками за стальные кованые решетки, рву их на себя, толкаю прочь, но те не шелохнутся.