сел в кресло, ожидая, когда мой биологический отец заговорит первым. Все-таки это меня вызвали, а не я сам пришел. Стало быть, и инициатива на стороне Михаила II. Впрочем, долго ждать не пришлось.

— Итак, Дима, — отложив в сторону мышку, повернулся ко мне царь. — Прежде всего я хотел с тобой поговорить о результатах твоей поездки с наследником.

Говорил Михаил II ровным, спокойным тоном, смотрел на меня доброжелательно. Да и я не делал ничего, за что меня можно было бы хотя бы упрекнуть. Так что я даже позволил себе немного расслабиться в кресле.

— Слушаю, государь, — склонив голову, ответил я.

— Во-первых, Вильгельм фон Бисмарк предложил мне отблагодарить род Романовых княжеством в Польше, — произнес Михаил II. — И я полагаю, ты понимаешь, что я не стал отказываться от такого предложения.

Я кивнул, действительно не спеша возражать.

— Сегодня я жду твоего отца, Алексея Александровича, чтобы назначить его регентом при ребенке, которого носит под сердцем твоя мать, княгиня Казанская, — произнес государь. — Ты становишься наследником сразу вслед за этим ребенком. Подумав, я решил, что это будет княжество Львовское. Оно и находится рядом с Киевом, откуда может прийти помощь в любой момент, и в то же время достаточно глубоко на территории Польши, чтобы в случае необходимости реагировать на угрозы.

Вновь я склонил голову, а царь продолжил.

— Территорию мы получаем огромную, — сказал Михаил II. — С крайне враждебным населением. Пройдут годы, прежде чем поляки обрусеют и перестанут вздыхать об утерянном суверенитете. Так что первое, что потребуется — еще один оплот силы. Такой крепкий, чтобы ни у кого не возникло мыслей, будто русских князей получится сковырнуть с новой земли и вышвырнуть вон.

Я начал догадываться, к чему клонит мой биологический отец.

— Я хочу, чтобы ты организовал на территории Речи Посполитой армию, которая будет следить за соблюдением законов Русского царства и поддерживать порядок, — произнес царь.

— Государь, это будет не так-то просто сделать, — заметил я со вздохом. — Все наши мощности сейчас направлены на то, чтобы исполнить уже полученные заказы Русского царства. Даже то, что мы расширили производство, не поможет покрыть территорию всей Польши. Во всяком случае, в ближайшие годы уж точно.

Государь улыбнулся.

— И это я понимаю, князь, — кивнул он. — А потому я выделю средства и людей, чтобы Романовы обустроили во Львове не только новый серверный центр «Оракула», но и запустили производство «Роя».

Государь помолчал немного, очевидно, прикидывая, как сказать мне то, что он намерен озвучить. Но, в конце концов, царь вздохнул.

— Это не сделает меня хорошим человеком в твоих глазах, Дмитрий, но я уверен, что ты поймешь, почему я на это иду, — начал государь. — Вильгельм не только наводит порядок на своей территории, избавившись от своей доли Польши, одновременно с этим он перебросил нам свою головную боль. Польские сепаратисты — лишь цветочки, и в будущем Германский рейх был бы вынужден начать жесточайшее угнетение поляков. Потому что перековать их — крайне сложно. А каждый квартал, пока немецкие войска патрулируют улицы Польши — это потеря авторитета кайзера, так как он не может навести там порядок. Род Бисмарков вполне мог бы надорваться, стараясь переварить приобретенные земли.

Взяв небольшую паузу, Михаил II продолжил:

— Я так поступать не хочу, но вынужден признать: если встанет вопрос, ценны ли для меня жизни поляков или народов Русского царства, мой выбор однозначен, — объявил он. — Даже при живом государе Речь Посполитая славилась своей анархичностью. Весь сейм держался вместе лишь благодаря выгоде. Однако, несмотря на то, что мы убрали всю верхушку власти, ничего не изменилось. Воспитанное поколениями вседозволенности население никуда не делось, и теперь у них будет единая и четкая цель. Русское царство. А потому преступность, а она будет зашкаливать на новой земле, должна пресекаться с максимальной жестокостью. Чтобы поляки видели, к чему приводит неповиновение. Страх и контроль, Дима, мне нужно, чтобы Романовы обеспечили страх и контроль.

Я усмехнулся.

— Государь, как я уже однажды говорил, человека, от решений которого зависят полторы сотни миллионов людей, нельзя оценивать с точки зрения морали обычного смертного, — произнес я. — Я понимаю необходимость завоевать народ уже покоренной страны. И приложу максимум усилий, чтобы сделать это наиболее эффективным и благоприятным для Русского царства образом.

Царь с облегчением вздохнул, было видно, что ему нелегко дались эти слова. Слишком тяжелое решение для него. Для него, но не для того, кто уничтожал цивилизации лишь за то, что они потенциально могли угрожать человечеству.

И потом, я ведь не собираюсь устраивать геноцид. В большинстве случаев достаточно просто не притеснять людей, и они будут совершенно спокойно относиться к любой власти. Ведь в действительности ни простолюдину Европы, ни царскому человеку, ни даже крестьянину из Поднебесной империи просто нечего делить между собой. У них совершенно иные заботы.

И пока большая политика не лезет в жизнь простых людей, эти простые люди не будут лезть в политику. Конечно, насилие неизбежно, ту же преступность придется вырезать с корнем, устраивая это публично. Но сколько тех преступников относительно законопослушного населения?

— Именно это я и хотел услышать, — кивнул Михаил II. — Разумеется, у Романовых будет полная поддержка на всех уровнях. Вы окажетесь на фронтире, одни посреди вражеского народа. Фактически против вас будет выступать все население Польши. Так что легко не будет, и я не стану вас торопить.

Конечно, не станет. Ведь, поглотив Польшу, Русское царство фактически получает себе не только миллионы подданных, но и миллиарды тонн полезных ископаемых, а также укрепляется в Балтийском море, став владельцем едва ли не двух третей всей линии суши вокруг него. Такими темпами еще чуть-чуть, и оно станет внутренним морем Русского царства.

— Теперь, когда мы обсудили Польшу, — сменил тон государь, — поговорим об обществе ключников. После того, как Кристоф Рейсс подтвердил список имен, названный Аглаей, я выступлю с посланием международному сообществу.

Что ж, это было ожидаемо. Бегать за всем обществом Януса Двуликого просто бессмысленно — они слишком высоко сидят в Старом Свете, чтобы надеяться, будто правители этих стран согласятся отдать их головы. Это Вильгельму было выгодно почистить ряды аристократии, и он сделал это, официально исполняя ультиматум Русского царства.

Того же Бернара Франция не отдаст, потому как — с чего бы вдруг? Остальные страны и подавно подотрутся царским