случилось. Похоже, в этой пещере магия чужеродного разума постоянно влияет на тебя, но она настолько высокоуровневая, что ее не заметишь с помощью человеческих «чувств». Я был сложной целью и до момента моего отвлечения меня просто не могли ввести в транс, но как только представился случай, я тут же впал в заблуждение. Опасное местечко скажу я вам, обычный человек или среднестатистический маг сойдет здесь с ума за пару минут, о чем думали организаторы турнира? Да почему это место вообще не уничтожили? Здесь же явно живет нечто разумное и очень древнее… Стоп, та голова демона на входе, а что если это не статуя, а окаменелый череп? Нет, бред, хотя… Если кому-то выгодно иметь под своим боком древнюю пещеру с «чудесами», то никакое зло таких людей не смутит. Ради власти и денег некоторые люди легко заключат сделку с дьяволом, не говоря уже о сохранении какой-то пещеры. Глупо надеяться прямо здесь и сейчас разгадать планы вышестоящих, у меня слишком мало информации, да и первым делом надо отсюда выбраться в целости и сохранности».

Смело пойдя дальше, Зигфрид миновал еще несколько обширных полостей подземелья, в них не было ничего необычного, кроме камней, песка и иногда воды, а потому путь был относительно легким. И вот, заходя в очередной зал пещеры, он увидел на его полу три трупа. Это были молодые мужчины зверски убитые чем-то, что разрезало их на куски и оплавило плоть в местах разреза.

Зигфрид хорошо знал, кем были эти люди, это были те самые маги, коих ему пришлось убить в вечно зеленом лесу.

Зрение вновь затуманилось, и супротив воли юноши в его разум начали входить тысячи картин горюющих родителей, братьев и сестер, друзей и коллег. Шквал боли и горя, злости и отчаянья стал ураганом вливаться в Зигфрида, давя на чувство вины.

— Это не сработает, — сказал он сам себе, — эти люди не испытывали сострадания, когда подписались на работу по массовому убийству ни в чем не повинных подростков, а теперь надо же, горе какое охотники стали жертвами, давайте поплачемся. Я все сделал правильно! — утвердился Зигфрид в своих мыслях, и наваждение тут же исчезло, а он сам даже не обернувшись, пошел дальше.

Пройдя еще несколько залов, в которых он видел и горы золота, и стопки редчайших книг, до коих он и не думал дотрагиваться, юный маг все же встретил в одном из помещений то, отчего его передернуло, а именно гигантское зеркало, отражающее в себе дикие пытки над его старшей сестрой. Образ Анны, которую бьют и насилуют, был столь реальным, что сложно было усомниться в неправдоподобности происходящего. От картин, показанных в зеркале, кровь стыла в жилах.

— Я в это не верю, — стиснув зубы, сказал Зигфрид, — а если это и правда, я ничего не могу сделать, — смерился он с происходящим и пошел дальше, полностью подавив желание разбить проклятое зеркало.

Проходя все новые и новые туннели и залы, Зигфрид начал чувствовать усталость, но не физическую, а психологическую, постоянное давление на его разум заставляло юношу поддерживать концентрацию на пределе возможного и это со временем иссушало внутренние силы. Не будь его сознание и дух столь крепки, он явно уже сотни раз попал бы под воздействие иллюзии пещеры.

* * *

Мягкие нежные губы одаривали Зигфрида поцелуем, и нечто очень теплое сидело верхом на нем, пока он сам лежал на кровати.

С трудом оторвав рыжеволосую девушку от себя, он, проморгавшись и привыкнув к тусклому освещению спальной комнаты, начал медленно осматривать ее голое тело.

— Зигфрид ты чего? — спросила удивленная красавица.

— Эрис? — приоткрыв рот, шокировано продолжал осмотр Зигфрид, видя перед собой чарующие формы голой и уже зрелой Эрис Стронг.

— У тебя после нашего первого раза память отшибло или ты от свадьбы не отошел? — хмурясь, спросила она.

— Когда мечты сбываются, такое бывает.

— Вот как, — ярко улыбнулась девушка, — знаешь, ты всегда умел мне польстить, но ты обещал пять раз и я не слезу с тебя пока этого не добьюсь, так что отговорки не принимаются. Умри, но выполни.

— Да я бы рад, вот только…

— Только что?

— Я не особо хочу завалить тест на похоть, извини Эрис, — произнес Зигфрид, и со всей силы ударил себя большим пальцем руки прямо в открытый глаз.

Далекий девичий крик и острая боль, прошли через пару секунд вместе с белой пеленой.

Зигфрид как и прежде был в пещере, только в этот раз он стоял рядом со входом в какую-то маленькую комнатку, размером два на два метра. В данном небольшом помещении все стены были выложены обработанным в блоки камнем, вверху горел светильник в форме чаши, а в полу виднелись стальные дверцы люка, закрытого, судя по толщине пыли на нем, лет сто, а может и больше.

Две створки на люке имели причудливые ручки в форме костяных ладоней, а сам люк был немного выпуклый и почему-то напомнил Зигфриду закрытый глаз.

«Если всем пришлось пройти через то же, что и мне, я думаю досюда, никто из них не дойдет, — размышлял он, склонившись над люком и взявшись за его ручки, — и вообще, какие это врата? Это банальный люк, с какой натяжкой нужно говорить, упоминая это в качестве врат?»

Применив усилие на ручки дверец, Зигфрид попытался открыть люк, но тот будто прирос к земле.

— Да что это такое? — недовольно изрек он, и хотел было ослабить хватку, как вдруг, выполненные в форме костлявых ладоней, ручки люка, сами схватили его, — что за? — попытался применить барьер Зигфрид, но ничего не получилось, а кровь, с его порезанных обо что-то ладоней, уже начала капать на крышку закрытого люка.

Странная печать, проступив под каплями крови, засияла на железных створках между костяными ручками, и люк неожиданно начал поддаваться.

Между дверцами образовалась небольшая щель, всего в несколько сантиметров, но и этого было вполне достаточно, чтобы нечто абсолютно черное, поглощающее весь спектр света, просочилось меж створок люка и проникло в голову беззащитного Зигфрида, пройдя через его межбровную точку во лбу.

Невиданная боль пронзила все естество юноши, и он, не выдержав ее, рухнул без сознания.

Глава 27

Средь безграничных зеленных полей, уходя в небесные дали, гордо высился одинокий ветвистый золотой дуб. Ствол его был несгибаем, ветви его были широки, а корни его были глубоки.

И не уродились еще ветра, что могли сломать его, и не было еще засухи, что могла иссушить его, и не боялся