Прослужив несколько месяцев в иностранной коллегии, граф Никита Петрович вызвал чем-то неудовольствие императора, был отрешён от должности и выслан на жительство в Москву. Как мы увидим ниже, он воспользовался этим временем пребывания в Москве, переписывался со своими единомышленниками и, несмотря на ссылку, продолжал влиять на умы. Известие о кончине Павла он принял с нескрываемой радостью и тотчас приехал в Петербург с самыми радужными надеждами на будущее. И действительно, он вскоре был назначен управляющим иностранными делами. В бытность мою в Петербурге мне не пришлось с ним встретиться, так как, в силу своей заграничной дипломатической службы, он редко приезжал в столицу. Жена его, рождённая Орлова, осталась в Петербурге. Это была чрезвычайно симпатичная, милая и любезная особа, которая относилась ко мне весьма дружелюбно. Когда я вернулся в Петербург, она очень хотела сблизить меня с её мужем и сделала всё возможное, чтобы связать нас дружбой. Усилия её, однако, не имели успехи, так как, помимо всех других причин, сама внешность графа, его ледяная холодность и почти суровая сдержанность мало располагали в его пользу. Впоследствии я узнал, что он дал мне прозвище «Сармата» и в обществе, когда речь заходила обо мне, постоянно спрашивал: «А что делает Сармат?»

Панин и Пален, инициаторы заговора, были, несомненно, в то время наиболее выдающимися и способными людьми в империи, среди правительства и двора. Они были несравненно дальновиднее и умнее всех остальных членов совета Павла, в состав которого они оба входили. Они сговорились между собой и решили привлечь на свою сторону Александра. Как люди благоразумные и осторожные, они поняли, что прежде всего им необходимо заручиться согласием наследника престола и что без его одобрения такое опасное предприятие, в случае неудачи, может окончиться для них крайне плачевно. Будь на их месте люди молодые, увлекающиеся и преданные делу, они непременно бы поступили иначе: не вмешивая в такое дело сына, где вопрос идёт о низвержении отца, они пошли бы на смерть, пожертвовав собой ради спасения отечества, дабы избавить будущего государя от всякого участия в перевороте. Но такой образ действий был почти немыслим и требовал от заговорщиков или беззаветной отваги, или античной доблести, на что едва ли были способны деятели этой эпохи.

Граф Пален, который, в качестве военного губернатора Петербурга, имел всегда возможность видеться с Александром, убедил великого князя согласиться на тайное свидание с Паниным. Это первое свидание произошло в ванной комнате. Панин изобразил Александру в ярких красках плачевное состояние России и те невзгоды, которые можно ожидать в будущем, если Павел будет продолжать царствовать. Он старался доказать ему, что содействие перевороту является для него священным долгом по отношению к отечеству и что нельзя приносить в жертву судьбу миллионов своих подданных самодурству и жестокости одного человека, даже в том случае, если этот человек его отец. Он указал ему, что жизнь, по меньшей мере свобода, его матери, его личная и всей царской семьи находится в опасности, благодаря тому отвращению, которое Павел питал к своей супруге; с последней он совсем разошёлся и свою ненависть, которая всё возрастала, он даже не скрывал и естественно мог при таком настроении принять самые суровые и крутые меры; что дело идёт ведь только о низвержении Павла с престола, дабы воспрепятствовать ему подвергнуть страну ещё большим бедствиям, спасти императорское семейство от угрожающей ему опасности, создать самому Павлу спокойное и счастливое существование, вполне обеспечивающее ему полную безопасность от всевозможных случайностей, которым он подвержен в настоящее время. Что, наконец, дело спасения России находится в его, великого князя, руках и что ввиду этого он нравственно обязан поддержать тех, кто озабочены теперь спасением империи и династии.

Эти слова Панина произвели сильное впечатление на Александра, но не убедили его окончательно дать своё согласие. Только после шестимесячных увещаний и убеждений удалось, наконец, вырвать у него согласие. Что касается гр. Палена, то он, чрезвычайно ловкий человек, заставил предварительно высказаться Панина, считая его наиболее скромным и способным для столь трудного дела, как склонение наследника престола к образу действий, противному его мыслями и чувствам. После опалы Панина и высылки его в Москву, Пален приступил уже к личному воздействию на великого князя путём всевозможных намёков, полуслов и словечек, понятных одному Александру, сказанных под видом откровенности военного человека — каковая манера говорить являлась отличительным свойством красноречия этого генерала[123]. Таким образом, после отъезда в Москву Н. П. Панина Пален остался один во главе заговора, и в конце концов ему удалось вырвать у Александра роковое согласие на устранение Павла от престола.

Нельзя не сожалеть, что, благодаря всем этим роковым обстоятельствам, Александр, который всегда стремился к добру и который обладал такими качествами для его осуществления, не остался чуждым этой ужасной, но вместе с тем неминуемой катастрофе, положившей предел жизненному поприщу его отца.

Несомненно, что Россия страдала под управлением такого человека, душевное равновесие которого было весьма сомнительное, и что сам переворот был вызван силой вещей, тем не менее Александр всю свою жизнь носил в душе этот тяжёлый упрёк в соучастии с заговорщиками, посягнувшими, хотя и без его ведома, на жизнь его отца. В его глазах событие 11 марта было несомненным пятном на его репутации, как государя и человека, хотя, в сущности, оно доказывало только его юношескую неопытность, полное незнание людей и своей страны. Этот упрёк преследовал его всю жизнь и, подобно коршуну, терзал его чувствительное сердце, парализуя в начале его царствования лучшие его способности и начинания, а в конце жизни привёл его к мистицизму, доходившему иногда до суеверия.

Император Павел вёл государство к неминуемой гибели и разложению, внеся полную дезорганизацию в правительственную машину. Он царствовал порывами, минутными вспышками, не заботясь о последствиях своих распоряжений, как человек, не дающий себе труда взвесить все обстоятельства дела, который приказывает и требует только немедленно исполнения своей воли. Все, т. е. высшие классы общества, правящие сферы, генералы, офицеры, значительное чиновничество, словом, всё, что в России составляло мыслящую и правящую часть нации, было более или менее уверено, что император не совсем нормален и подвержен болезненным припадкам. Это было настоящее царство страха, и в конце концов его ненавидели даже за добрые его качества, хотя в глубине души он искал правды и справедливости и нередко в своих гневных порывах он карал справедливо и верно. Вот почему в его кратковременное царствование