Шрифт:
Закладка:
Сам по себе обед был невыносимо скучен, если кому-нибудь из нас, главным образом мне, – такова была моя специальность, – не удавалось наводить генерала на рассказы. «Поговорим о старине…» Как все старики или преждевременные старики, он путал настоящее и прекрасно помнил прошедшее, и чем дальше, тем живее и яснее. Сговорившись заранее, мы наводили его на рассказы об охоте, о Турецкой войне, о временах Александра II, которого он хорошо знал, и о старой полковой жизни…
Под рассказы, которые бывали иногда очень интересны, обед проходил сносно. После обеда переходили в гостиную и усаживались в кресла. Коновалов садился за рояль и начинал свои рулады. Можно было даже закрыть глаза под видом, что наслаждаешься музыкой, но следовало соблюдать сугубую осторожность, чтобы не присвистнуть носом. Это время от девяти до одиннадцати часов, когда нужно было выжимать из себя слова и всеми силами стараться не заснуть, было самое тяжелое. Наконец, около одиннадцати разносят чай. Теперь выпить чашку чая, раскланяться и уходить. Никогда так хорошо и бодро не чувствуешь себя на улице, как когда выйдешь из длинных и скучных гостей…
По правилам хорошего воспитания, после того, как тебя позвали в семейный дом обедать, полагалось, не позже как в следующий приемный день, быть у хозяйки дома с визитом. Визит этот назывался visite de digestion, то есть «визит пищеварения». И показывал он, что тебя хорошо накормили и ты за это благодарен. Делалось это с теми домами, где ты бывал не часто, а так сказать, официально. Опять-таки по этикету, хозяин дома обязан был такие визиты отдавать. Делалось это обыкновенно не лично. Смешно было бы какому-нибудь члену Государственного совета или министру, человеку старому и занятому, лично являться на холостые квартиры всех тех поручиков и корнетов, которые плясали у него на балах и ели его обеды. Визитные карточки таких людей, непременно загнутые в знак того, что был лично, всегда каким-то таинственным путем попадали по адресу, но все-таки по почте не посылались.
Покойный граф В.Н. Коковцов[26] посылал обыкновенно своего камердинера в своей министерской шубе и в своей министерской карете развозить карточки по городу. Карета с камердинером подкатывала к подъезду. Выскакивал швейцар и почтительно открывал дверцу.
– Скажи, братец, тут живет поручик Петров?
– Так точно, здесь, ваше высокопревосходительство.
– Вот передай ему эту карточку и скажи, что был председатель Совета министров…
После такого визита швейцар целый год кланялся подпоручику Петрову много ниже, чем всем другим жильцам.
Шильдер по своим годам и положению мог, разумеется, свободно всяким мальчишкам самолично визиты не отдавать. Но тем не менее он всегда это проделывал, и самым добросовестным образом.
Помню, был раз такой случай. На нашей коммунальной квартире, на Рузовской, мы устраивали иногда веселые чаи с вином и с закуской. В те времена «коктейль-парти» были еще неизвестны. Приходили к нам наши приятельницы, девицы хорошенькие, веселые и без всяких церемоний. Постоянными жителями нашей квартиры, кроме нас и двух денщиков, были еще два щенка, пойнтеры, Бим и Бом, один рыжий, а другой белый с рыжими подпалинами. Обитали они преимущественно на кухне, в которой никогда никакой пищи не приготовлялось, и составляли радость жизни наших денщиков, Алексеева и Чирченко, которые, при редко сидевших дома хозяевах, иначе померли бы со скуки. Денщики их водили гулять, дрессировали и вообще охотнее занимались ими, чем нами, хотя, впрочем, все мы, и люди, и собаки, жили весьма дружно.
В это воскресенье у нас был как раз устроен чай-гала, даже с танцами. Коновалов гремел на рояле, мы плясали, щенки лаяли, скакали и хватали нас за ноги… Веселье шло на полный ход. Одна из девиц неосторожно пришла в боа из перьев, которые тогда носили, и еще более неосторожно, раздеваясь, повесила его в передней на вешалку довольно низко. Щенки это боа приметили и, пока мы танцевали, стянули его и в один миг разорвали в клочья. По всей квартире полетели пух и перья… После такого происшествия крик, шум, хохот и вообще буйное веселье достигло, как говорится, апогея. Вдруг звонок. Слышим: «Здравия желаю, ваше превосходительство… Так точно, дома!»
Шильдер. Первые пять минут, помню, прошли с некоторым напряжением. Барышни, которые из вакханок мгновенно превратились в институток, были представлены генералу в качестве «двоюродных сестер». А потом все пошло как по маслу. Шильдер сел, внимательно осмотрел щенков, заговорил о собаках, об охоте, сам был когда-то охотник, разгладил усы, с удовольствием выпил чаю и просидел у нас час. А когда он наконец ушел и за ним закрылась дверь, одна из девиц суммировала общее впечатление тем, что сказала:
– А какой симпатичный старикан!
* * *
Описываемое ниже следовало бы озаглавить, скажем, так: «Футбол в каменном веке». Хотя дело это происходило много позже, а именно в 1907 году.
В этом году в высоких сферах пожелали «ввести в войсках гвардии игру в футбол». Пожелали ввести ее таким же образом, как вводили новые портупеи, то есть со среды на четверг, приказом. Главным инициатором всего дела был кавалергардский полковник В-в, лицо близкое царю, большой штукарь и гроссмейстер ордена очковтирателей.
Дело казалось проще простого. Все русские мальчики умеют играть в лапту, почему же не заиграть в футбол? Вместо маленького взять большой мяч и бить его не палкой, а ногами. Вот и вся хитрость. А для этого нужно только предложить воинским частям озаботиться приобретением на полковые средства футбольных мячей, по два на полк, образовать команды и с Богом. А самое главное, как можно скорее начать состязания и приглашать на них больших генералов, а потом и самого царя, благо никто из них в футболе ни аза не смыслит. Что такое есть футбол и как в него играют по-настоящему, сами инициаторы имели, разумеется, весьма приблизительное понятие.
Доживая мои эмигрантские дни в Аргентине, мне поневоле приходится наблюдать, что такое есть настоящий футбол. После того как лет шестьдесят тому назад его привезли сюда англичане, футбол сделался в этой стране национальным спортом. В Буэнос-Айресе одних футбольных клубов имеется больше сотни. Матчи между большими клубами, профессиональными игроками собирают до 40 000 зрителей, которые, если что идет не так, могут устроить побоище.
В каждой аргентинской семье найдется два-три
