Шрифт:
Закладка:
— У меня замечательная матушка, — улыбнулся Саша.
— Потом, уже в корпусе, я несколько раз был при дворе, на больших выходах, но не уверен, что она меня помнит.
— Я, наверное, тебя тоже видел, не мог не видеть, но не запомнил. Ты же не декламировал при мне «Фауста» в оригинале.
Вернулся Митя и объявил…
Глава 24
— Государыня императрица будет рада видеть на ужине князя Кропоткина!
— Пошли, Петь! — сказал Саша.
И проводил будущего анархиста в купольную столовую.
Присутствовала мама́ с двумя фрейлинами: Жуковской и Тютчевой, Никса с Рихтером, Володька и даже Алёша. Машу с Серёжей Тютчева, видимо, оставила с помощницей.
Долгорукову матушка без папа́ избегала приглашать к столу. По понятным причинам.
— Мама́! Это князь Петр Алексеевич Кропоткин, — представил Саша. — Первый ученик четвертого класса Пажеского корпуса.
— А я вас помню, — улыбнулась мама́ и протянула руку для поцелуя, — ещё мальчиком, вы сопровождали Назимову на Московском балу. Потом вы у нас были на выходах.
— Да, Ваше Императорское Величество! — кивнул Кропоткин.
Галантно поклонился и поцеловал руку мама́.
С Никсой Кропоткин оказался знаком.
— Я был несколько раз в Пажеском корпусе, — объяснил брат. — На уроках Сухонина.
— Ну, вот! — сказал Саша. — Почему меня туда не звали?
— Потому что сначала для тебя это было бы слишком трудно, а потом слушком легко, — объяснил Никса, — причём переход от первого ко второму произошёл так быстро, что никто не успел опомниться.
— Анна Фёдоровна Тютчева, — представилась Тютчева.
Кропоткин слегка склонил голову и щёлкнул каблуками.
— Дочка Тютчева, — прокомментировал Саша, — с которой дискутировать о политике почти также увлекательно, как с Герценом, но совершенно в другую степь.
— Александра Васильевна Жуковская, — представилась Саша.
Князь ответил своим военным полупоклоном.
— Дочь Жуковского, — сказал Саша, — которой я обязан всем лучшим, что есть в моём немецком.
Все сели за стол, и лакеи пододвинули стулья.
— Петя рассказал мне совершенно жуткую вещь, — сказал Саша. — В Пажеском корпусе за малейшую провинность воспитанников сажают в карцер, на хлеб и воду, без книг и письменных принадлежностей, без свечей, а это не гауптвахта Зимнего, а маленькая абсолютно темная комната без окон. Мне и на гауптвахте-то было тяжеловато с окном, свечами, Библией и нормальной едой. А они юные совсем, мало кому больше двадцати. Мне кажется такие явления должны уйти из нашей жизни. Кто у нас за это отвечает?
— Генерал-майор Путята, — сказала мама́. — Помощник начальника Главного Штаба по Военно-Учебным заведениям.
— А кому он подчиняется?
— Военному министру Сухозанету, — ответила мама́. — Но давай я лучше сама поговорю об этом с твоим отцом.
— Хорошо, — сказал Саша.
— Я не жаловался, Ваше Императорское Величество, — заметил Кропоткин.
— Петь, не о тебе речь, — заметил Саша, — а об общем принципе.
— Но вообще ты… вы правы, Александр Александрович.
— Анна Фёдоровна, — обратился Саша к Тютчевой, — мы с Петром Алексеевичем собираемся буквари для нашей народной школы покупать. Какой лучше?
Мама́ про последнюю Сашину затею знала и относилась, как ни странно, вполне сочувственно. Впрочем, она знала не всё.
— «Азбука с картинками для прилежных детей» Генкель, — сказала Тютчева, — я учу Сережу по ней.
— А для взрослых нет? — спросил Саша.
Тютчева пожала плечами.
Саша вздохнул.
— Ладно в магазине поинтересуемся. Сколько она стоит?
— Тридцать копеек, — отчиталась Тютчева.
— Оптимистично, — сказал Саша. — Потянем.
— А сколько их может понадобится? — спросил Кропоткин.
На этот раз пожал плечами Саша.
— Думаю, будет видно, как по заводам побегаем.
— Вам надо познакомиться с Ушинским, — предложила мама́. — Может быть, что-то посоветует, у него много мыслей о педагогике.
Фамилию «Ушинский» Саша помнил из будущего по книжкам для младшего школьного возраста.
— Он сейчас инспектор классов в Смольном институте, — добавила императрица.
— Петр Алексеевич, как насчёт визита в Институт благородных девиц? — поинтересовался Саша у Кропоткина.
Будущий анархист улыбнулся.
— Ничего не имею против.
— Когда Ушинский будет готов нас принять? — спросил Саша. — В субботу сможет?
— Я ему напишу, — сказала мама́.
— Тогда завтра по заводам, в пятницу — в книжный, в субботу — в Смольный, в воскресенье — открываем школу, — резюмировал Саша.
— Хорошо, — кивнула мама́. — По заводам, думаю, вас Лабзин проводит.
— Это мой учитель механики, — объяснил Саша для Кропоткина.
— У Пети есть учитель немецкого Беккер, — сказал Саша. — Он его очень хвалит. Можно мне к нему на уроки походить в Пажеский корпус? Вдруг это будет эффективнее, чем Вендт?
Мама́ глубоко задумалась.
— Карл Андреевич отлично говорит по-русски, — поддержал Кропоткин.
— Никса ходил на уроки к Сухонину, — сказал Саша.
— Хорошо, — согласилась мама́.
В тот же вечер Саша написал Нобелю, Путилову и Чижову с просьбой рассказать рабочим про воскресную школу и написать знакомым промышленникам, что вот есть такое и хорошо бы сказать рабочим.
А в четверг вечером Саша на пару с Кропоткиным в сопровождении Лабзина отправились в путешествие по казённым заводам.
Начали с Александровского литейно-механического завода, куда Лабзин давно обещал устроить экскурсию. В последние годы завод в основном занимался локомотивами и вагонами и был переименован в Александровский главный механический завод.
Чертёж инновационного вагона со сплошным проходом Саша, разумеется, прихватил с собой.
— Будет, кому показать? — спросил он Лабзина.
— Да, конечно. Но есть одно «но». Дело в том, что Александровский завод не совсем казённый, он в концессии у американцев.
— После Восточной войны? — спросил Саша.
Решив быть понятнее и не употреблять непривычное здесь название «Крымская».
— Нет, — возразил Лабзин, — ещё при Николае Павловиче. Во время войны здесь уже паровые машины для пароходов делали. Так что господа американцы успели разбогатеть и один за другим уехать домой в Североамериканские штаты.
— И кто сейчас руководит заводом?
— Уильям Уайненс, — сказал Лабзин. — Он приехал в Россию вместе с братом Томасом, но тот уже вернулся на родину и, говорят,